Кэролин Черри - «Если», 1994 № 05-06

— Не горячись, Гретхен, — проквакал он. — Пожалей бедного папочку. Вам, двуногим, дай только волю — вывернетесь наизнанку.

Вес его тела в конце концов остановил меня, и я даже слегка опомнилась.

— Не трогайте, я сказал! — повторил Сид. — Дайте мне собраться с мыслями.

Внезапно Док — ну вылитый Эйб Линкольн! —

выпрямился во весь рост, махнул рукой, требуя тишины, и заявил:

— Интрверт… инвер… першк…

Тут внутри у него как будто что-то переключилось, и он добавил:

— Я знаю наверняка, что надо делать.

Перетрухнули мы все-таки здорово — а то стали бы иначе, затаив дыхание, выслушивать рассуждения запойного пьяницы!

— Инвер… ящ… — Мы выжидательно глядели на него. — Дребедень.

Он протянул руку, взял со стойки бутылку, запрокинул голову и, жадно глотая виски, съехал по стойке на пол.

В тот же миг на стойку вскочил Брюс.

— У меня вопрос. Никто из присутствующих не запускал часовой механизм? — спросил он звонким голосом. — Значит, бомба не взорвется.

Его деловитость и уверенность в себе отогнали мои страхи.

— К тому же, если я не ошибаюсь, после запуска у нас в запасе останется еще полчаса. Правильно?

Каби кивнула.

— Отлично, — сказал он. — Второй вопрос: как насчет техника-атомщика?

До ответа пришлось докапываться совместными усилиями. Илли сообщил, что его предки пользовались атомным оружием, выжгли им поверхность планеты и нагородили без числа кратеров. Но сам он не техник, а «вещатель» (я решила сперва, что у него испортился коммуникатор). Кто такой вещатель? Это тот, кто воздействует на вещи особым способом, который невозможно описать. Нет, атомная энергия вещанию не поддается. Севенси с высоты своего миллиарда в будущее уведомил нас, что его культуре никакая энергия вообще не требовалась. Сатиры просто перемещались в пространстве, которое оборачивалось вокруг них.

— Нам было нужно, вот оно и крутилось. В Пучине, правда, так не повертишься.

— Короче говоря, техника среди нас нет, — подвел черту Брюс. — А потому вскрывать сундук бесполезно. Еще один вопрос, — он повернулся к Сиду. — Как скоро мы сможем его выбросить?

Сид, во взгляде которого читались признательность и легкая зависть, пустился в объяснения. Брюс нетерпеливо слушал его, и едва он произнес; слово «ритм», перебил.

— То есть, как только мы вновь подстроимся под космос. Спасибо, мастер Лессингем. В нашем распоряжении по меньшей мере пять часов безделья, поскольку до тех пор мы бессильны что-либо предпринять.

Скупо улыбнувшись, он принялся мерить шагами стойку бара. Несколько стаканов со звоном свалились на пол, но ни он, ни мы не обратили на это внимания. Светлые волосы, обрамлявшие лицо Брюса, отчетливо выделялись на фоне Пучины.

— Что ж, — сказал он. — Нас четырнадцать, двенадцать Демонов и двое Призраков. Можем поговорить. Мы все сидим в одной лодке, мы все сражаемся в одной войне, так что вы меня поймете. Я уже заводил об этом речь, но тогда меня подвела перчатка. Поэтому долой перчатки!

Вытащив их из-за пояса, Брюс швырнул перчатки на стойку — чтобы придавить каблуком при следующем шаге.

— Я догадался, чем мы кончим, чем обернется для нас война. Мы развлекаемся, мы бродим по пространству и по времени, а потом отдыхаем на вечеринках. И как приятно сознавать, что нет такой щели в реальности, куда бы мы не могли протиснуться, нет такого уединения, которое мы не могли бы нарушить. Знание — колдовская сила. Оно прекраснее вожделения, радостей чревоугодия или опьянения битвой, оно — голод, неутолимый голод. Нет высшего наслаждения, чем ощущать себя Фаустом даже среди толпы фаустов.

Потешаться над реальностью, искажать линию развития цивилизации, стирать и заново создавать прошлое, распоряжаться судьбами людей, убивать мужчин и похищать женщин не ради денег или власти — в этом есть своя прелесть. Ветра Перемен проникают в тебя, и ты познаешь прошлое, которое было, прошлое, которое есть, и прошлое, которое будет. Хорошо иметь оружие, способное прервать линию жизни зомби и превратить его в Двойника. Приветствуем тебя, брат-Демон; выбирай, кем ты будешь — Комедиантом, Солдатом или кем-то еще.

А если он не в силах перенести Воскресения, если оно неизмеримо страшит его, ты возвращаешь его обратно, к прежним снам, только сны его отныне будут ужаснее, чем раньше. Или, если то была она и ты разглядел в ней нечто, ты призываешь ее к себе под маской Призрачной Красотки. И вторая смерть на деле привлекает тебя. Ты понимаешь, что прошлое уничтожимо, что будущее недостоверно, что в реальности нет ничего святого, что космос может исчезнуть в мгновение ока.

Он раскинул руки в стороны.

— А потому вдвойне прекрасно, что существует Место, где можно укрыться от Ветров Перемен, насладиться вполне заслуженным отдыхом, поделиться переживаниями, поболтать и повеселиться в компании таких же, как ты, фаустов и фаустин.

О, жизнь чудесна, однако я спрашиваю вас, — он огляделся, — что с нами происходит. Я много размышлял над тем, какой была моя жизнь, какова она сейчас и какой могла быть. Итак, я спрашиваю вас: что с вами происходит?

Он остановился, сунул пальцы под ремень и замер в этой позе, словно прислушиваясь к скрежету колесиков в мозгах одиннадцати Демонов. Я-то сама быстренько опамятовалась. Ненавижу, когда меня вынуждают против моей воли над чем-то задумываться. Брюс почти добился своего: мне припомнились Дейв, отец, взятие Чикаго, мама, песчаные дюны Индианы, ресторанчик, в котором я выступала, тот переключатель в операционной госпиталя…

Чтобы привести себя в чувство, я воспользовалась старой уловкой Комедиантов: если тебе плохо, взгляни в лица тех, кто тебя окружает.

Бо выглядел так, будто взвалил на плечи все грехи мира. Пристыженный, отвергнутый подружкой, он мрачно восседал на кушетке. Инопланетян я пропустила: кто их разберет, о чем они думают. Док тоже не в счет; он слишком редко бывает трезвым.

Мод, похоже, психовала ничуть не меньше Бо. Она ведь из будущего, которое отстоит от нас на три сотни лет, и считает, глупышка, что по уму мы ей в подметки не годимся. Косметика ее эпохи позволяет ей разыгрывать из себя двадцатилетнюю девчонку, хотя на деле Мод за пятьдесят. Она стояла рядом с пианино, прильнув всем телом к Лили.

Та, утешая Мод, не сводила с Брюса восхищенного взгляда. Эрих хмурился, но видно было, что он гордится своим камарадом, который совладал с оравой перепуганных Демонов. Сид одобрительно покачивал головой.

Даже Каби с Марком, которые застыли, словно на посту, у бронзового сундука — драконы в предвкушении кровавой схватки, казалось, готовы были выслушать Брюса до конца. Глядя на них, я поняла, почему Сид не осаживал Марчанта, хотя того и заносило. Что делать с бомбой, никому не известно; Солдаты вот-вот всерьез перессорятся с Комедиантами — Сид попросту тянул время, надеясь, что все как-нибудь да уладится.