Арпад Балаж - Космический госпиталь (сборник)

Конвей осторожно поднял колбу. Стараясь потянуть время, он спросил:

— Каковы побочные эффекты?.. Я не хотел бы рисковать…

— Доктор, — перебил его Торнастор, — мне кажется, вы превращаете осторожность в глупость, даже в преступление. — Голос Диагноста в трансляторе Конвея звучал монотонно, но, и не будучи эмпатом, можно было догадаться, что собеседник крайне разгневан. Последние сомнения в этом исчезли, когда Конвей увидел, как яростно посетитель протопал к двери.

Конвей мрачно выругался. Мониторы вот-вот вступят в контакт с колонией этих существ, если они этого уже не сделали. Вскоре соотечественники пациента окажутся в Госпитале и будут спрашивать, что же сделали с больным. И если пациенту плохо, возможны неприятности, какими бы доброжелательными ни оказались пришельцы. Но еще скорее следует ожидать неприятностей в самом Госпитале, потому что Конвею не удалось убедить Торнастора в своей профессиональной пригодности.

В руке Конвея была зажата колба, содержимое которой могло вылечить пациента. В любом случае оно уничтожит внешнюю причину его болезни. Конвей поборол минутное колебание и упрямо решил держаться своей линии — решения, принятого им несколько дней назад. Ему удалось спрятать колбу, прежде чем вернулся Приликла.

— Выслушайте меня, — проговорил Конвей с отчаянием в голосе. — Я знаю, что делаю, но, если я ошибаюсь и вы примете участие в этом эксперименте, ваша репутация пострадает. Понятно?

Когда Приликла заговорил, все его шесть тонких ног задрожали. Но дело было даже не в словах, а в чувствах, охвативших доктора. Конвей понимал, что исходящее от него эмоциональное излучение не может доставлять удовольствие Приликле.

— Понимаю, — сказал Приликла.

— Отлично. Теперь вернемся к работе. Я хочу, чтобы вы вместе со мной вновь проверили дыхание и пульс больного, а также следили за его эмоциональным состоянием. Вскоре я ожидаю изменений в его состоянии и не хотел бы пропустить нужный момент.

Два часа подряд они не спускали с пациента глаз, однако никаких изменений не происходило. На какое-то время Конвей оставил пациента с Курседд и Приликлой, стараясь связаться со Скемптоном. Но ему ответили, что тот спешно покинул Госпиталь три дня назад, оставив координаты пункта своего назначения, однако установить с ним контакт пока невозможно.

Конвей опоздал и не сумел помешать Мониторам в установлении контакта с иной цивилизацией. Единственное, что ему теперь оставалось, — вылечить пациента.

Если только ему позволят…

Стенной динамик откашлялся и произнес:

— Доктора Конвея просят немедленно пройти в кабинет О’Мары.

Конвей подумал, что Торнастор не терял времени даром и успел пожаловаться. В этот момент Приликла сказал:

— Дыхание почти исчезло. Пульс нерегулярный.

Конвей схватил микрофон интеркома и крикнул в него:

— Говорит Конвей. Передайте О’Маре, что я занят!

Затем он обернулся к Приликле и сказал:

— Вы правы. Как насчет эмоций?

— Эмоциональное излучение несколько увеличилось во время перебоев пульса, но теперь все вошло в норму. Организм все слабеет.

— Отлично. Будьте внимательны.

Конвей взял образец воздуха, вырывавшегося из жабер, и пропустил его через анализатор. Даже принимая во внимание разреженность дыхания, результат анализа не оставлял никаких сомнений. Конвей почувствовал себя увереннее.

— Дыхание почти пропало, — сказал Приликла.

Прежде чем Конвей успел ответить, в дверь ворвался О’Мара. Остановившись всего в шести дюймах от Конвея, он произнес слишком спокойным голосом:

— Чем же вы так заняты, доктор?

Конвей чуть не плясал от нетерпения. Он спросил умоляюще:

— Ваше дело не может подождать?

— Нет.

Да, ему не отделаться от психолога, не дав какого-то объяснения своему поведению. Но Конвею так нужен был еще хотя бы час без постороннего вмешательства! Он быстро подошел к пациенту и в двух словах, не глядя на О’Мару, высказал Главному психологу свои соображения, касающиеся инопланетной “скорой помощи” и колонизованной планеты, откуда она стартовала. Он закончил просьбой к О’Маре задержать Скемптона, прежде чем удастся получить больше сведений о состоянии пациента.

— Итак, вы знали об этом уже неделю назад и ни слова мне не сказали, — задумчиво проговорил О’Мара. — Я могу понять ваши побуждения. Но Мониторы не первый раз устанавливают контакт и раньше справлялись с этим отлично. Это люди, специально подготовленные для таких встреч. Вы же действовали как страус — спрятали голову под крыло и ждали, что проблема разрешится сама собой. Но все, что касается цивилизации, способной преодолеть межгалактическое пространство, слишком значительно, чтобы от этого можно было уклониться. Такую проблему необходимо решать быстро и позитивно. В идеальном случае мы сможем продемонстрировать наши добрые чувства, вернув им больного выздоровевшим…

Тут О’Мара перешел на яростный шепот и приблизился к Конвею настолько, что тот почувствовал на своей шее горячее дыхание.

— При первом осмотре пациента вы убежали в свою комнату, прежде чем мы смогли добиться каких-либо успехов. Это был позорный шаг с профессиональной точки зрения, но я был склонен к снисходительности. Впоследствии доктор Маннон предложил лечение, хоть и рискованное, однако не только допустимое, но и явно показанное пациенту. Вы отказались что-либо предпринять. Патологи разработали вещество, которое могло вылечить пациента за несколько часов, но вы не захотели использовать даже это средство!

— Обычно я не обращаю внимания на слухи и сплетни в Госпитале, — продолжал О’Мара уже громче. — Но когда слухи становятся настойчивыми и распространяются широко, особенно среди медсестер, знающих, о чем они говорят, мне приходится обратить на них внимание. Мне стало совершенно ясно, что, несмотря на постоянное наблюдение, на частые осмотры, на многочисленные образцы, отправлявшиеся вами в Патологическую лабораторию, вы ровным счетом ничего не сделали для пациента. Он умирал в то время, как вы делали вид, что его лечите. Вы были так перепуганы возможными последствиями вашей неудачи, что оказались неспособны принять простейшее решение.

— Нет, — воспротивился Конвей. Обвинение задело его, хотя и основывалось на недостаточной информации. Но куда хуже слов было выражение лица О’Мары — это был гнев, скорбь и разочарование в человеке, которому он доверял и как профессионалу, и как другу и который его так жестоко подвел. О’Мара клеймил себя не в меньшей степени, чем Конвея.

— Осторожность можно довести до абсурда, — продолжал он почти грустно. — Иногда приходится быть смелым. Если надо принять рискованное решение, вы должны принять его и стоять на своем, как бы…