Александр Студитский - Разум Вселенной

— Так, может быть, ставить опыты на обезьянах?

Это предложение окончательно вывело Ярослава из терпения.

— Ты с ума сошел, — вскипел он. — Это же тот самый план, за который Всеволод Александрович беспрерывно критикует Панфилова. Воображаю, что мне скажет Всеволод Александрович на такое предложение!

— Ну, хорошо, — Юрий почувствовал, что кровь отливает у него от лица. — Продолжай свою возню с культурами, доказывай малигнизирующее влияние космического поражения на ткани! Желаю успеха!

Он вышел из комнаты, расстроенный, недоумевающий. Ему было непонятно упорство, с которым Ярослав занимался своей темой, в которой, как казалось Юрию, не оставалось никаких особых вопросов, заслуживающих дальнейшей разработки. Еще более непонятным казалось отношение Ярослава к грозной проблеме, возникшей сейчас перед ними обоими, — болезни Андрея. Ярослав явно боялся разговоров на эту тему. О возможности использовать сделанное в его дипломной работе открытие для разработки метода лечения лейкозов он тоже избегал говорить.

Но почему он вел себя именно так, Юрий не мог понять. Да, конечно, Всеволод Александрович будет возражать против такой темы. Он непоколебимо убежден, что космическое и всякое другое лучевое поражение необратимо разрушает молекулярную основу наследственности, заключенную в ДНК. Против этих поражений организм бессилен. И всякие воздействия на извращенный код наследственности значат для организма не больше, чем, например, жаропонижающие при малярии: причину болезни, микробов, вызывающих малярию, они не затрагивают. Только код против кода, нормальный против извращенного, ДНК против ДНК, — эту идею Брандт кладет в основу своей программы противолучевой защиты. Конечно, он и слышать не захочет о разработке открытия Ярослава. Вероятно, у Всеволода Александровича имеется и свое объяснение этого феномена, укладывающееся в теорию генетической информации. Он будет против этой темы и потому, что она вдохновлена идеями Панфилова. А предложение испытать этот метод на обезьянах вызовет у него бурный протест.

Юрий теперь знал, что в панфиловском плане работ по проблеме противолучевой и противораковой защиты получение биологических противораковых препаратов занимает центральное место. Панфилов предлагал перевивать различные формы человеческих раков обезьянам и выделять противораковые вещества из тканей тех животных, в организме которых происходило рассасывание пересаженной ткани.

Попыток в этом направлении предпринималось множество. Трудность решения вопроса заключалась в том, что организм обезьяны, как и всех высших животных, обладает иммунитетом против пересадок: он вырабатывает антитела, противодействующие росту любой чужеродной ткани, в том числе и опухолевой. Человеческая опухолевая ткань не приживается у обезьян так же, как и любая здоровая ткань человека, трансплантированная обезьянам. Гениальная мысль Панфилова заключалась в том, чтобы заменить у подопытных обезьян собственную кроветворную ткань человеческой. Предварительные опыты показали, что такая замена возможна. Если обезьяну подвергнуть рентгеновскому облучению, то введенная в ее кровь эмульсия из костного мозга и селезенки человека замещает ее кроветворную ткань. Обезьяна начинает жить с человеческой кровью! План Панфилова заключался в том, чтобы вызывать у этих обезьян образование защитных веществ против перевиваемых в их организм человеческих опухолей. По идее Панфилова, человеческая кроветворная ткань, находясь в организме обезьяны, должна производить защитные вещества против злокачественных тканей человека. Эта идея, по-видимому, и входила в программу, представленную Панфиловым в Комитет по противолучевой и противоопухолевой защите.

Да, конечно, Брандт отвергнул бы предложение Ярослава — попытаться получить противолейкозные препараты в опытах на обезьянах. Для Брандта это означало бы капитуляцию перед своим идейным противником. Значит, нужно уходить от Брандта к Панфилову, чтобы в его лаборатории осуществить свой план. Но Ярослав даже не поднимал этого вопроса и уклонялся от его обсуждения в беседах с Юрием. Почему — Юрий не мог понять.

С какой радостью он заявил бы о своем переходе в лабораторию Панфилова, если бы с предложением о разработке нового метода мог обратиться к Брандту не Ярослав, а сам Юрий! Теперь он неотступно об этом думал. После встречи со Штейном у студентов четвертого курса Юрий почувствовал глубокое отвращение к плану Брандта, который вызвал такое восхищение Зои. В течение последующих двух недель он сидел с утра до глубокой ночи в лаборатории, изучая свой экспериментальный материал. Сомнений не оставалось — никакого влияния ДНК, введенная в пораженные облучением клетки, не оказывала. Крысы продолжали умирать. И, вскрывая их, Юрий неизменно находил в очагах размножения клеток в кроветворных органах меченую ДНК. Конечно, на основании картин, которые Юрий наблюдал в микроскоп, нельзя было сказать, произошло ли замещение пораженных частей ДНК нормальными. Но факт был неоспорим: метка введенной ДНК обнаружилась в пораженных клетках. Генетическая информация обновлялась. И никакого оздоровляющего влияния на кроветворную ткань и состояние облученного организма это не оказывало.

«Вот почему, мне кажется, Всеволод Александрович, это направление совершенно бесперспективно», — так он скажет Брандту при первой же беседе.

«Что же вы предлагаете?» — спросит Брандт.

Юрий скажет... Что же он скажет, если ему нечего сказать?

Он почти не выходил из лаборатории. Уже съехались после летнего отпуска все вновь принятые молодые сотрудники, выпускники кафедры космической биологии. В комнате, где отвели рабочее место Юрию, появился Балясин и сразу занялся определением ДНК в тканях облученных животных. Ему предстояло работать по той же теме — с лечением лучевой болезни препаратами ДНК из тканей здоровых животных, но не с микроскопическим, а с биохимическим контролем. Юрий не посвящал его в результаты своей работы, сказав коротко: «Пока ничего не выходит».

План возник в голове Юрия уже после возвращения профессора Брандта из отпуска — в середине сентября.

Это произошло как чудо. Точно включилось какое-то непостижимое, необъяснимое свойство мозга — рождать мысли, о которых еще за несколько мгновений до этого не было никакого представления. В них заключалось решение задачи, угнетавшей и томившей Юрия на протяжении последних двух недель.

Они вспыхнули в сознании, как огни вечерних фонарей, внезапно осветивших темные улицы города.

Интересно, почему это раньше не пришло ему в голову? Почему потребовалось полтора месяца напряженных, изнурительных усилий над ненавистной, обреченной на неудачу темой, чтобы увидеть это решение?