Журнал «Если» - «Если», 2001 № 04

Дети застыли в неподвижности среди кустов и высоких цветов. Периодически приходил садовник с громадной лейкой. Он поливал цветы, кусты и детей. Майклу хотелось с ним заговорить, однако он не мог открыть рот. И пошевелиться тоже. У садовника было лицо отца Майкла.

Когда садовник поливал детей, вода превращалась в кровь и стекала жуткими струйками по их маленьким бледным телам. Майклу показалось, что Эмили Бронте плачет кровавыми слезами. На лице Горация Нельсона застыла усмешка, а на губах блестели красные капли.

Майкл мучительно пытался раскрыть рот. Наконец ему удалось заговорить.

— Почему вы ухаживаете за нами, будто мы растения? — спросил он у садовника.

Садовник рассмеялся.

— Потому что вы не настоящие люди, — ответил садовник, и его голос эхом раскатился по оранжерее. — Вас нельзя сделать. Вас необходимо выращивать. Вы слабые. Если я не буду за вами ухаживать, вы увянете и умрете.

— А у настоящих людей идет кровь? — спросил Майкл.

Садовника позабавил вопрос Майкла.

— Настоящим людям не нужно, чтобы у них шла кровь, — прогремел его ответ. — Настоящие люди сделаны так, что у них не идет кровь.

Оранжерея превратилась в фабрику по производству кукол; и все дети, чьи ноги оставались в земле, наблюдали за тем, как на свет появляются игрушечные человечки.

Майкл увидел большие корзинки с руками, ногами, головами и туловищами. Люди в комбинезонах вынимали нужные части и составляли их вместе. Но как только куклы становились целыми, они превращались в детей, которые бегали, смеялись, прыгали и разговаривали.

Одной из них была Эллен Терри.

Она подошла к цветочному горшку, в котором стоял Майкл, и носилась вокруг него до тех пор, пока у Майкла не закружилась голова. Потом она остановилась перед ним и засмеялась.

— Ты не настоящий, — заявил она. — Майкл Фарадей не настоящий! Настоящий человек — я. Вы только посмотрите на кровь! Фу, какая гадость!

Майкл разозлился и испугался, но одновременно почувствовал, что его оскорбили. Страх и гнев придали ему сил. Неожиданно он выбрался из горшка и схватил Эллен. Он оторвал ей руки и отправил их в корзинку. Потом точно так же поступил с ногами…

Казалось, никто ничего не заметил. Люди в комбинезонах продолжали собирать кукол, которые мгновенно превращались в детей.

Лишенная рук и ног Эллен лежала на полу и, весело хохоча, смотрела на Майкла. Его охватила слепая ярость, он оторвал ей голову и метнул в ближайшую корзину с другими головами. Потом ударом ноги отшвырнул в сторону туловище. И опять никто не обратил на него внимания.

Тогда Майкл повернулся к остальным детям, стоящим в своих цветочных горшках. Красные кровавые пятна жуткими узорами украшали их тела.

Майкл подошел к Эмили Бронте. Она перестала плакать и улыбнулась ему. Он обнял Эмили и попытался вытащить ее из цветочного горшка.

И тут он услышал громкие крики. Повернувшись, Майкл увидел, как со всех сторон к нему спешат люди в комбинезонах. Они держали в руках ножи, иголки и булавки. А садовник размахивал огромными ножницами.

Майкл проснулся с громким криком.

В спальню вбежала мать. Она обняла его, и Майкл рыдал у нее на груди до тех пор, пока не понял, что он не в оранжерее и не на фабрике кукол, а лежит в постели, в своей спальне, где на столе стоит игрушечный поезд, а на тумбочке ровными рядами выстроились игрушечные солдатики.

Мать что-то говорила. Ее голос звучал успокаивающе, но Майкл не вслушивался в слова.

Потом пришел отец. Майкл не мог заставить себя посмотреть ему в лицо. Отец сказал, что очень глупо видеть плохие сны, и спросил, что приснилось Майклу. Однако тот ничего ему не рассказал.

Вскоре Майклу принесли чего-то горячего и сладкого. Майкл быстро выпил всю чашку, зевнул и почувствовал себя очень уставшим. Он улегся поудобнее и закрыл глаза. На сей раз ему ничего не снилось. Его окутал мрак.

В полдень субботы, солнечный и ветреный, Майкл отправился запускать воздушного змея в Сент-Джеймсский парк. Он обрадовался, что ему разрешили пойти одному. В последнее время мать и отец часто отпускали его гулять без взрослых. Он вырос, стал старше. И поумнел, конечно.

Народу в парке оказалось совсем немного. По дорожке не спеша прогуливались две или три леди в длинных шуршащих юбках, с зонтиками в руках. Они беседовали с мужчинами в ярких спортивных куртках и канотье. Вокруг дети играли с обручами или в крикет.

«Все такое красивое, — подумал Майкл. — Даже слишком. Как на картинке. Или в кино».

Он швырнул своего воздушного змея в траву. Несмотря на теплое солнце, ему вдруг стало холодно. Кино! Да, он не раз видел такие же сцены в фильмах. Слишком уж безупречно все выглядит. Не по-настоящему!

Его детский ум не мог справиться с парадоксом. Все вокруг реально, должно быть реальным, но кажется каким-то придуманным! И люди тоже. «Да и весь мир, — вдруг подумал Майкл, — наверное, не настоящий».

Он вспотел, его била дрожь, на лбу выступил холодный пот. Ему стало очень страшно.

А потом он заметил Эмили Бронте, и в тот же миг страх исчез. Она сидела на траве на берегу пруда и плела венок из маргариток. Эмили, с ее темно-каштановыми волосами и большими голубыми глазами, была настоящей. Более того, Майкл не мог себе представить ничего столь же замечательно настоящего, как сидящая на солнце Эмили Бронте, плетущая венок из маргариток.

Майкл взял своего змея, подошел к Эмили и сел рядом.

— Привет!

— Привет, Майкл. Какой у тебя чудесный змей! Он летает?

— Да. Я покажу тебе. Его смастерил отец… А твой что-нибудь для тебя сделал?

— Мать шьет одежду для кукол. А отец однажды построил для них домик. Только я больше не люблю кукол.

Майкл немного помолчал. А потом смущенно спросил:

— Эмили, тебе все кажется нормальным?

— В каком смысле?

Он неуверенно махнул рукой.

— Парк, люди… То, как мы живем, — он запутался.

Эмили положила венок на траву и посмотрела на Майкла.

— Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь… Мы настоящие, и жизнь настоящая… я не понимаю.

— А как насчет различий? — с неожиданной силой произнес Майкл. — Между нами и ими?

— Мои родители утверждают, что мы еще недостаточно взрослые, чтобы понять, — спокойно ответила Эмили. — Они говорят, мы во всем разберемся, когда вырастем.

— Могу спорить, что большинство людей — такие, как они, — заявил Майкл. — Я уверен, большинство жителей Лондона — это они! А мы… мы другие, чужие. Они не сомневаются, что с ними все в порядке. А вот я… не знаю, все ли со мной в порядке… Извини, Эмили. У меня не хватает слов, чтобы выразить свои мысли.

Она положила руку ему на плечо.

— Не тревожься, Майкл. Не нужно огорчаться. Придет день, и мы все поймем. Я уверена.