Роман Никитин - Пусть люди вымрут!

Девушка остановилась, поставила корзину на землю. Будто выискивая взглядом свою повозку, оглянулась. Белобрысого по-прежнему не было, да и поток людей с рыночной площади иссяк. Отвязывали лошадей крестьяне, с нуканьем и гуканьем разворачивали нехитрые повозки. Все чаще арбы-двуколки с огромными деревянными колесами, но встречались и вполне себе порядочные экипажи о четырех катках и даже с тентом. Подданные торгового града и независимого (в рамках, оговоренных соглашением с римлянами) княжества Кульмей потихоньку покидали торговище.

− А не подвести ли тебя, женщина? — раздался голос позади.

Гиза вздрогнула и повернулась. На нее смотрел немолодой уже мужичок, правда, куда как статный и ловкий. Десять к одному — бывший военный. И явно не араб, хотя смуглый донельзя.

Стараясь исковеркать голос если не до старушачьего, то хотя бы женщины почтенных лет, Гиза попросила добросить ее до Аш-ли-Дааг. По новомодной римской мерке это около двадцати миллиариев. Возница согласился и кивнул в сторону своей вполне приличной телеги. Садись, мол, и за неудобства не взыщи, народ мы простой, делешансов не держим.

Гиза, кряхтя как можно отчетливее, неловко забралась в телегу, аккуратно приставила свою ношу к борту, а сама устроилась напротив. Впрочем, ноше-то было уже все равно. Со своим бренным телом голова римского наместника попрощалась еще утром, и теперь вместе с арабеской путешествовала во владение Старца Горы. Таково было условие задания: голова должна прибыть заказчику, только в этом случае он оплатит убийство по высшему разряду.

Это было первое большое и самостоятельное дело арабески в роли полноценного боевого хашшишина. К нему она готовилась больше полугода, и от успеха во многом зависело ее будущее. Теперь, когда самое главное позади, когда она миновала все закоулки города, с огромным трудом выбравшись из крепости наместника — на Гизу накатила усталость. Тридцать четыре часа без сна давали знать, и девушка аккуратно прикорнула. Чутко, как и положено воину Храма, но все же веки смежились, и Гиза немного потеряла ориентацию в пространстве.

Когда очнулась, повозка откатилась от города уже фарсахов на пять. Тогда-то арабеска и заметила неладное. Солнце заходило справа, а должно было светить сзади!

Гиза незаметно скользнула рукой под одеяние, ухватившись за рукоятку своего прямого и острого как бритва кинжала. Такого острого, что любая попытка носить под одеждой без чехла тут же оборачивалась серьезными ранами.

− Достойнейший, − обратилась девушка к вознице, стараясь попасть в тот тон голоса, которым говорила с мужчиной до этого, − а туда ли мы едем?

В общем, Гизу не интересовал ответ. Ей нужна была реакция, пусть и сиюминутная.

И она не заставила себя ждать.

Мужчина развернулся к ней боком и, отдирая накладные усы, с легкой хрипотцой рассмеялся.

− Туда, принцесса, туда.

Арабеска узнала давешнего белобрысого парня. И где ж, зараза, голоса менять учился? И какого шайтана он зовет ее принцессой?

Убить мерзавца не удалось. Когда кинжал метнулся в шею «козопасу», тот лишь сделал мимолетное движение головой и атака пропала втуне. Два стремительных удара по печени тоже не получились, и тут уже вся внезапность Гизы пошла прямым ходом под хвост шакалу. Ей бы, дуре, незаметно спрыгнуть с телеги, подхватив корзину с отрезанной башкой римлянина, но…

Поздно махать саблей, когда в тебя болты летят.

− Перестань, принцесса, − шепнул парень, сжав ладони арабески в могучем хвате. Достать наглеца ногами или головой Гиза тоже не могла, он ловко развернул ее к себе боком, лишив любой возможности сопротивляться. — Я не враг тебе.

− Скажи еще друг и вообще любишь меня до умопомрачения, − прошипела арабеска.

− Друг — не друг, а о любви подумаю, − улыбнулся парень.

Да боги, какой еще парень? Зрелый мужик, годов уже под двадцать пять. И как же он ее на рынке обдурил, малолетним щенком заделавшись?

− Давай ты прямо сейчас перестанешь думать и начнешь делать? На сколько раз тебя хватит, и никаких обязательств, а? — Гиза посмотрела прямо в глаза противнику. − А я, так и быть, смолчу. А коли стараться будешь, то и мне хорошо сотворишь… в благодарность. А потом ты домой к жене и детям, а я своей дорогой. Идет?

Гиза подмигнула насильнику самым хамским образом. Хотя никакой он не рядовой насильник. Слишком тонко для растлителей. Но хотя бы время отыграть…

− В постель при первой встрече некультурно даже у ромлян, моя принцесса, − снова улыбнулся «козопас». — Впрочем, нам с тобой видеться уже не впервой. В прошлый раз, помнится, ты меня выставила болваном. Но кто ж мог подумать, милая принцесса, что ты меня у ворот Храма пересидишь?

Гиза вздрогнула. Вот, оказывается, откуда ей показалось знакомым лицо этого парня! Конечно же!

Это он, проклиная всех богов, на карачках уполз от ворот твердыни Старца, не солоно хлебавши. Тот самый нескладный светловолосый паренек лет семнадцати, который сдался, не сумев одолеть иссушающую жажду высокогорья, голод в бесплодных камнях, жгучее солнце и разреженный воздух. Он признал поражение и уполз, а Гиза осталась. Она и еще один мальчик в ее возрасте. Тот, правда, до открытия дверей так и не дожил.

Мужчина, по-прежнему крепко держащий арабеску, почувствовал ее сиюминутную слабину. Улыбнулся, прижался колючей щекой к уху девушки. Ух, сейчас бы ему садануть в висок… да головой не размахнешься. Сноровистый гаденыш…

− Вот ты меня и узнала, принцесса, − шепнул мужчина. — И вовсе не незнакомец я, и уж чур не насильник. Ну как, отпустить? Глупостей не будет?

Гиза попыталась пожать плечами. Мол, чего уж тут. Но белобрысый оказался не только необычайно силен и ловок, но и умен.

− Ты ножку-то, ножку-то не подгибай. Знаем мы ваши хашшишинские штучки.

Гиза вздрогнула повторно. Впрочем, теперь удивляться уже было нечему. Конечно же, сложить два плюс два несложно. Просто так в день убийства римского наместника симпатичные девушки, восемь лет назад стучащиеся в ворота цитадели убийц, из города не бегут. А еще вспомнить, что жирную башку наместника того так и не нашли, а в руках попутчицы — корзина как раз подходящего размера. Да, замок закупорили наглухо еще на рассвете, но когда это ворота или стены могли удержать наемников ибн Саббаха?

− Убей или дай умереть, − попросила Гиза. — Или отпусти, мне все равно сдохнуть.

Возвращаться к Старцу теперь можно хоть с корзиной, хоть без. Первый же допрос под травами в компании дознавателя Хаш ибн Дауда — и Гиза выложит все что было. И даже кое-что, чего не было. И то, что ее опознали и задержали на дороге обратно. А значит — могли проследить ее путь до Горы. А это смерть.

Попытка скрыться от Старца — то же самое. И чем больше времени арабеска проведет в бегах, тем мучительнее будет ее прощание с этим миром. Помнится, один бедолага, скрывавшийся двенадцать лет, умирал двенадцать дней.