Роман Никитин - Пусть люди вымрут!

Воин поерзал, пытаясь было пошевелить руками. Бесполезно — ответом лишь дикая боль в локтях. Перерезанные сухожилия напрочь лишали подвижности, а в ответ на каждое ее проявление отвечали безумной вспышкой боли, гасящей сознание.

Когда Флавий снова пришел в себя, Гиза уже говорила. Часто-часто, что он никогда не замечал за спокойной и рассудительной воительницей. Видно было, что она хочет выговориться до того, как…

О том, что могло следовать за этим «как», Флавий запретил себе думать. Перестал ворочаться на жесткой деревянной кровати, откинул голову назад − единственная оставшаяся подвижной часть тела. Шею без последствий не перережешь.

Гиза говорила.

− По недосмотру Аллаха именно я дождалась, когда двери твердыни ордена хашшишинов откроются. Я дождалась, Рэм, дождалась! Я — единственная из всех не сдалась и дождалась, чтобы мне открыли дверь! Семнадцать дней без еды, из питья только дождевая влага. Ты знаешь, Рэм, что это — ожидать грозы и благословенного дождя в просушенной насквозь горной пустыне? Вода, падающая с неба, вкусна и холодна как будто уже побывала в этом вашем странном Граале, а серость плачущего неба ты начинаешь воспринимать как теплый взгляд серых глаз вашей странной богородицы.

Я вытерпела, хотя один мальчишка помер, а остальные не выдержали и ушли. Самые стойкие волочили конечности по камню, сдирая руки-ноги до крови, но они уже ничего не чувствовали…. последний из них, странный голубоглазый и светловолосый паренек, на карачках уполз не солоно хлебавши, а впоследствии стал главой Ордена воздаяния. Это ему я отдала цитадель… а потом и себя.

Но он тоже не был моим мужчиной, Рэм. Он не был, не были таковыми и эти обдолбанные травою самоубийцы с горящими глазами, которых меня и еще несколько девчонок заставляли обслуживать. Якобы воин в раю, якобы мы − гурии. Это все не то…

Когда я оставила с носом главу Ордена, он прилюдно пообещал вернуть меня в лоно святой матери-церкви живой или мертвой. И это меня, кто сделал его таковым, каким он стал! Главой самого могущественного церковного ордена! И что хуже всего, я ведь даже не желала ему сдохнуть, как желала всем христианским собакам, разрушившим мой дом и вырезавшим мой народ. Он был единственным человеком, в котором я увидела огонек того самого… той самой Цели, которая ведет человека от рождения к смерти. Говорят…

Ты слышишь, Рэм?

Говорят, где-то далеко-далеко на востоке, дальше самых дальних восточных гор, дальше горизонта, линия которого недостижима смертными, много севернее страны огнеплевателей с Желтого востока, живет племя, которое поклоняется единственному божеству: богу Пути. Я не знаю как они его называют, не важно. Они не приносят ему жертв, не убивают ради него слабейших и не поклоняются ради него сильнейшим. Их горные долины надежно защищены от захватчиков, их неплодородные земли никому не нужны, поэтому они могут верить в то, во что сочтут нужным. Что не столько выгодно, сколько истинно.

Так вот, Рэм Флавий Александр, говорят, что эти люди первыми во всем обозримом и не обозримом мире поняли, что жизнь — это и есть тот самый Путь. Что есть единственный смысл бытия − существовать, и единственный бог — само земное существование. Тот, чей путь в жизни и есть — поклонение жизни, никогда с него не свернет и пройдет до конца. А в конце пути, Рэм, в конце того пути будет Цель твоего бытия. И как только ты достигнешь ее — тебе тотчас сделаются неважными все мирские дела, ты попадешь напрямую в небо, минуя все эти наши человеческие придумки в виде пророков, чистилищ или ненавистных попов-мздоимцев, кои творят бесчинства и дерутся за власть, прикрываясь именем Бога.

Так вот, Рэм… Тринадцатилетней девчонкой, которую дважды в неделю насилуют накурившиеся хашиша недоноски, я нашла для себя эту Цель. Я захотела встретить настоящее человеколюбие. Искреннее как свет дневного светила, настоящее как твердь земли, светлое как прозрачный горный воздух. И нашла тебя, Рэм Флавий Александр. Я нашла тебя в мировом эфире, и все эти годы искала на грешной земле. В уродливом мире так называемой цивилизации. Смешно, правда? Самый человеколюбивый человек, цель моего поиска — солдат, профессиональный убийца!

Все должно было быть по другому, ты слышишь! По-другому, Рэм! Никогда эти подонки не побеждали в своих междоусобицах! Рыцари госпиталиеры, как-же! Да в них сострадания и любви к ближнему своему меньше, чем у горного барана, сталкивающего соперника с каменной кручи! Тот хотя бы дерется за право продолжения рода сильнейшим из самцов, а здесь…

Рэм, ты знаешь, я с самого детства чувствовала себя не на своем месте. Да, правда. Я утопала в роскоши дворца, пока объединенные силы ваших крестоверцев не уничтожили мой мир. Тогда я даже не очень расстроилась, была уверена, что скоро проснусь. Это не мой мир, я вижу ужасный сон, но скоро проснусь.

Проснусь — и увижу замечательный восход дневного светила, освещающего башни лучших в мире минаретов. Я проснусь в далеком-далеком будущем, где люди Аравии будут вместе делить радость знойного лета со светлокожими германцами и черными как уголь жителями Африки. И даже страшные желтые люди востока окажутся на поверку не драконьим племенем, а самыми что ни на есть обычными людьми, пусть на нас и непохожими.

Нас будут возить по небу стремительные машины, созданные гением человечества. Машины эти будут бесшумно рассекать воздушные океаны, туда, дальше к другим материкам и континентам, а может быть, когда-нибудь и к звездам… Ведь я не верю что небо твердое, а звезды маленькие и колючие. Звезды должны быть большими, горячими и дарующими жизнь. Как наше Солнце.

Я смотрела в небо и видела свою Цель, знаешь? Я поняла, что когда-то увижу единую планету: людей и зверей, черных и белых, машины и растения. Рэм, я была уверена в этом, даже вися под потолком замка очередного неугодного церкви вельможи. Я сжимала в зубах острейший стилет и думала, что в том, другом мире, который я обязательно увижу, этот самый вельможа окажется мне добрым другом и товарищем, а вот эта пробегающая под сводчатым потолком орава детишек, возможно, назовет меня «тетей Саджах». Именем, которое я забыла много-много лет назад…

И вот, наконец, я увидела своего проводника на том самом Пути к той самой Цели. И знаешь что самое смешное, Рэм? Этот проводник, терзаемый своей собственной нерешительностью, грубо отдает мне приказ заткнуться и идти спать, в то время как он героически будет спасть черный континент от мирового зла. От просочившихся из подземного мира големов, демонов и прочей нечисти…

− Не нафо, Гифа…, − снова прошипел Флавий, терзаемый дикой болью. Правда, злобная тетка теперь переместилась от изрезанных рук и ног куда-то внутрь, поднялась в грудь и принялась душить, душить, душить… рвать какие-то тонкие струны и уродовать стенки сосудов, сжимая их подобно лекарским зажимам. Стало тяжело дышать, а залитые кровью и остатками плоти глазницы, казалось, сейчас разорвутся от невозможности проронить хоть одну слезинку.