Станислав Родионов - Искатель. 2009. Выпуск №07

— Ну и? Что ты об этом думаешь?

— Ничего я пока не думаю, — сказал он. — Просто лечу с тобой.

Самолет был полупустым, и они нашли места в передней части салона, чтобы крыло не заслоняло вид. Пусть они летят в неизвестность, и непонятно, что может с ними случиться, но этого ослепительного зрелища еще никто не отменил.

Маша сидела у окна, а Родион крепко прижался к ней плечом, вытянув шею к иллюминатору. Оба были радостно возбуждены на взлете: внизу разворачивалась сизая наклонная земля — с мостом через речку Сок, который они только что проехали по пути в аэропорт, с отраженным солнцем, скользящим по матовой, будто стеклянной Волге… Самолет набрал высоту, в иллюминаторе поплыли ослепительные облачные горы. Внезапно Родион потерял интерес к пейзажу, что-то всерьез беспокоило его.

— Дай-ка мне еще раз посмотреть приглашение, — попросил он.

Маша достала из сумочки конверт и бросила ему в руки. Несколько минут Родион внимательно рассматривал документы, вдруг нахмурился.

— Смотри! — показал он пальцем какое-то место на развороте открытки.

Маша увидела маленькую неправильную звездочку между строк.

— Ну и что? — недоуменно сказала она.

— А теперь сюда, — Родион ткнул в анкету.

Точно такая же звездочка, только черная, в отличие от синей, на открытке.

— Но главное — это здесь! — Родион показал ей газетную вырезку, где тоже была звездочка.

Маша не могла понять, почему он так озадачен, даже испуган.

— Что в этом такого? — спросила она. — Ты хочешь сказать, что этот знак имеет какой-то тайный смысл?

— Никакого. Это просто дефект печати.

— Тогда почему… Ой! — Маша вдруг все поняла, и ее тоже бросило в дрожь, впрочем, наверное, это просто качнуло самолет…

— Дело в том, что и открытка, и анкета, и газетная вырезка — все эти бумаги были напечатаны на одном и том же принтере, — сказал Родион.

С минуту оба молчали, переваривая свое открытие.

Никакого конкурса не существует — газета фальшивая. Они летят в этом самолете, непонятно куда и к кому. Ловушка захлопнулась вместе с герметической дверью лайнера.

— В памятке сказано, что меня будут встречать… — с отчаянием проговорила Маша. — Не могу же я заявить, что поеду своим ходом?

— Не можешь. Но и садиться в машину тоже нельзя.

— Попрошусь в туалет и сбегу.

— Только и остается. Глупо, однако…

Родион опять просмотрел бумаги.

— Да, все на одном принтере, который исправно печатает одну и ту же звезду. Но это еще не доказывает подлога, не полностью доказывает. Газета может быть подлинной, они сканировали ее, а потом распечатали. Это же сделать дешевле, чем разослать пачку настоящих газет. Хотя, конечно, в таком случае удобнее использовать ксерокс. Непонятно.

Маша помолчала.

— Какой же я буду выглядеть дурой, если сбегу в аэропорту!

— Выглядеть… — задумчиво повторил Родион. — А ведь ты можешь выглядеть…

Он смерил ее странным, будто оценивающим взглядом.

— Театрального грима у тебя с собой, конечно же, нет.

— Конечно же, есть, — в тон ему ответила Маша.

Еще бы, готовясь к выступлениям на сцене в ходе конкурса красоты, она бы не захватила с собой грим!

Маша вернулась в салон, переступила через ноги Родиона, опустив голову, и, только усевшись на свое место у окна, обратила к нему свое лицо. Родион с удивлением смотрел на свою невесту: наверное, ему казалось, что у этой новой женщины от Маши осталась одна лишь одежда.

— Если бы еще добавить к образу свет! — воскликнул он, — тогда и род…

Он осекся, Маша поняла, он хотел сказать «родная мама не узнает», но сообразил, что это запрещенная шутка.

Трюк, проделанный Машей в туалете самолета, был на уровне первого курса. Волосы стянуты резинкой, стяжка спрятана под небрежно повязанным платком, и кажется, будто у нее короткая стрижка-каре. Новая форма нарисованного рта — обиженным сердечком. Толстые, как у хомячка, щеки — ну, это просто надувается воздухом. В довершении композиции — большие очки, словно у отличницы из восьмого класса.

— Очки-то откуда? — засмеялся Родион.

— Ниоткуда, — ответила Маша чужим голосом, взятым напрокат у Нонны Мордюковой. — Это просто мои очки. Для дали. У меня плохое зрение, я тебе и об этом не сказала.

Самолет пошел на посадку, и опять они вытянули шеи навстречу близко скользящей земле: нет, никто не отменил этих игрушечных домов и деревьев, этих озер, катающих на своих спинах солнечный шар…

Вскоре стало ясно, что они не ошиблись: стильная рыжеволосая Лиля стояла напротив единственного выхода из зоны контроля пассажиров и пристально смотрела на прибывших самарским рейсом. Маша не смогла сдержать улыбку: Лиля едва скользнула взглядом по ее лицу, увидев незнакомую толстощекую девушку в очках.

По настоянию Родиона они сдали свои вещи в камеру хранения и выглядели теперь как провожающие или, может быть, сотрудники аэропорта.

— Если наши подозрения окажутся параноидальным бредом, — сказал Родион, когда они миновали стеклянные двери, — то у тебя есть объяснение: не прилетела, и все. Опоздала на самолет, например, может такое быть? Позже появишься. Нам надо часа два, чтобы навести справки.

Вдруг заиграл Машин телефон, она посмотрела и сбросила звонок: на экранчике отпечатался номер Виктора Викторовича Бурова, организатора конкурса и генерального директора фирмы «Афро». Маша отключила свой мобильник.

Они доехали на маршрутке до метро, и Родион сразу ткнулся в газетный киоск.

— Улица Лобачевского, два квартала отсюда, — сообщил он, поговорив с продавщицей.

Вскоре они уже сидели в читальном зале библиотеки № 14 и листали подшивку «Московского комсомольца».

— Береженого Бог бережет! — воскликнул Родион, хлопнув ладонью по газетной полосе.

Он положил на стол вырезку, напечатанную на принтере. Маша ошарашенно переводила взгляд с вырезки на газету и обратно. В том же номере газеты, в окружении тех же самых колонок была совершенно другая статья.

Родиона мало волновала тайна конкурса имени Афродиты: все, что он хотел, — это как можно быстрее вылечить Машу. Он уже не сомневался, что на нее было оказано какое-то сильное воздействие — то ли психотропными средствами, то ли гипнозом, непонятно и неважно даже с какими целями, но, вне всякого сомнения, известно — где и когда.

Антона Петровича, владельца подмосковного замка и перстня с трискелем, им надо было найти во что бы то ни стало.

— Ты должна вспомнить дорогу, — сказал Родион. — Это единственный частный дом, в котором ты была. В этом доме у тебя произошел первый провал памяти. Думаю, что отправная точка находится именно там.