Уильям Гибсон - «Если», 1996 № 02

Глеб рассеянно гладил ее плечо, успокаивал, а сам лихорадочно думал, может ли это быть правдой. Конечно, поверить этому лепету способен только сумасшедший… но разве он сам не замечал, что городок здесь на редкость странный…

— Послушайте, Светлана, — сказал Глеб, — давайте-ка отправимся на ту улицу. Посмотрим, что там происходит.

Конечно, все это были девичьи страхи. Город жил своей обычной жизнью. Без всяких приключений они добрались до Пантелеевны, где квартировал

Бобров, и словоохотливая хозяйка заверила их, что «вот только что был тут, позавтракал и отправился вас искать, когда вернется, не сказал и вообще был сильно не в духе».

Глеб и Светлана поглощали обед, предложенный заботливой Пантелеевной, и гадали, в каком сне померещились девушке все эти ужасы. Однако журналистка окончательно в себя так и не пришла, испуганно вздрагивала при каждом шорохе и заявила Глебу о своем решении первым же автобусом выехать в аэропорт, взяв с него твердое обещание дождаться Ивана Петровича и завтра же выслать ей на московский адрес телеграмму.

— Только обязательно пришлите, а то я переживать буду!

Глеб заверил ее в том смысле, что да, конечно, обязательно, а сам подумал отправить заодно телеграмму жене, что задержится еще денька на три. В голову постоянно лезли мысли о том, что Бобров не так уж скоро вернется домой. С такими думами Глеб помогал Светлане собираться, тащил ее чемодан до остановки и долго стоял потом, провожая взглядам уходящий вдаль рейсовый автобус.

Глеб устал настолько, что не обратил внимания: рейсовый автобус, на который Света так боялась опоздать, появился значительно раньше расписания. И пассажиров в нем почти не было — два-три человека.

Единственное, что сейчас занимало Глеба, — огромное желание выспаться. Поэтому, придя домой, он даже не сразу заметил нечто постороннее в своей комнате. И лишь услышав трубно-свистящий с прищелкиванием звук, он осознал наконец присутствие в углу комнаты под дряхлой вешалкой нечто амебообразного. Существо с видимым усилием произнесло:

— Ни о чем не бойтесь и… как его… соблюдайте благоразумчивость.

Почему-то эта фраза успокоила и чуть ли не развеселила Симканича. Это мокрое создание с его насморочно-французским произношением выглядело довольно безобидно.

— А что они там, у вас, не могли прислать кого-нибудь посолидней?

— Э… Для чего, простите?

— Ну, вы же хотите Землю завоевать? Людей там поработить или сожрать, полезные ископаемые хищнически использовать?

— Вы, Глеб Иванович, этот тон оставьте. — Чудовище, видимо, обиделось. — Мы очень мирный, добропорядочный народ и явились сюда, несмотря на отвратительность климата (он чихнул), только по тягчайшей целесообразности. Дело в том, что только вы, Глеб Иванович, можете избавить нас от полного истребления.

— И кто же вас истребляет? — Глеб даже приосанился немного, стараясь выглядеть представителем человечества.

— Да эти же, местные жители.

— Это ваши аборигены, что ли?

— Нет, ваши. Из этого города. Просто спасу от них нет, пришлось концентрировать энергию целый месяц, чтобы телепатически вычислить вас и вызвать сюда на встречание с нами. А теперь вы отправитесь со мной.

Но почему…

Потолок в больничной палате был покрыт грязью и паутиной. Над Глебом хлопотала довольно симпатичная санитарка. Он неуклюже попытался завязать с девушкой разговор, стремясь выяснить свое местонахождение, но с тем же успехом мог бы обратиться к глухонемому.

— Это робот, не обращайте на него внимания! — с этими словами в палате появилось амебообразное существо. — Мы попытались воссоздать знакомую вам земную обстановку с целью быстрейшей адаптации, надеюсь, мы ничего не напутали в мелочах?

— А почему я в больнице?

— Видите ли, Глеб (извините, мне еще трудно произносить ваше имя полностью), вы не совсем обычный человек — даже, можно сказать, совсем необычный.

— Начало интригующее.

— Мы очень долго искали человека с вашими способностями, пришлось отбирать из нескольких тысяч доступных нам особей, а двоих, пришедших вместе с вами к финишу, но не доказавших ваших данных, пришлось в конце концов стерилизовать. Да вы их знаете!

Глеб похолодел. Вспомнился добрый голос Ивана Петровича, его отеческие нравоучения, предстала перед внутренним взором милая Светочка… Вот гады!

— Да вы ничего не подумайте, Глеб, мы просто поправили им память и отправили обратно в Москву. Кстати, чтобы ваша уважаемая жена не беспокоилась, вы можете связаться с ней при помощи этого аппарата. Видите, Глеб, мы обо всем позаботились. Только не надо ей говорить ничего лишнего — сами понимаете, волноваться в ее положении…

Глеба такая забота даже растрогала. Однако он не позволил увести в сторону нить беседы.

— И все-таки вернемся к нашим баранам. Чем я отличаюсь от других людей, зачем я вам нужен и что я делаю в больнице?*

— Не спешите, Глеб, вы все узнаете в свое время. С вами в паре будет работать коллега Тофф, он и посвятит вас в подробности. А здесь вы пройдете короткий адаптационный период с витаминной диетой и гипнообучением нашему языку, заодно вам вживят хирургическим путем некоторые приспособления, усиливающие ваши естественные природные данные…

— Да какие, к черту, данные? У меня даже к музыке способностей нет…

— А вы вспомните: не случалось ли с вами когда-нибудь нечто необычное, чему вы сами не находили объяснения?

Глеб задумался. Ну, бывало еще в далеком детстве: когда он ронял случайно какую-нибудь вещь, она необъяснимо исчезала. Бывали и другие случаи, когда он, сидя в аудитории и конспектируя лекцию, вдруг оказывался обедающим в столовой или, того хуже, лежащим в своей постели в общежитии, а за окном уже была ночь. Правда, такое случалось очень редко, всего два или три раза, и он связывал это с чрезвычайным переутомлением. И наконец, уже в Ржевске, эти его лесные похождения — похоже, из той же серии.

— Все это очень серьезно, Глеб. И очень поможет нам всем в будущем. Вы — связь между нашими мирами. Наши техники тратят громадные усилия на то, чтобы преодолеть барьер. А у вас природный талант. И как быстро вы адаптируетесь к нашему виду — знакомый вам Иван Петрович мог мысленно общаться с нами еще на Земле, а при встрече сотрудничать отказался, пытался устраивать диверсии и вообще вел себя безобразно. Светлана Владимировна — необыкновенно чуткий человек, в своих любительских картинах она еще пять лет назад изобразила наш мир с поразительной точностью, а внешний вид его обитателей так и не смогла принять, несмотря на все наши титанические усилия. Осталась одна надежда на вас, и мы в вас верим. А сейчас мне пора, психологи пока не разрешают долго с вами беседовать. До свидания, Глеб, и подумайте хорошенько над моими словами.