Уильям Гибсон - «Если», 1996 № 02

Посетитель вышел (вытек, выполз — как хотите) из комнаты, и Глеб остался один. Он подошел к двери, слегка подергал ее, потом сильнее — безрезультатно. Он окинул взглядом комнату в поисках телефона, подошел ближе, потрогал — настоящий. Снял трубку, послушал — долгие гудки. Ну что ж, была не была — он набрал домашний московский номер (даже без всякого кода) и замер в ожидании. В трубке захрипело, потом раздался щелчок.

— Алло? — знакомый Надин голос заставил сердце колотиться в бешеном ритме.

— Надюша, это я, Глеб!

— Глеб? Ты почему так долго? Обещал приехать, а сам даже не позвонил! — Надин голос задрожал:

— Я уже голову потеряла от беспокойства, в Ржевск этот ваш дремучий звонила, в редакцию местной газеты, в милицию — там о тебе ничего не знают!

— Надюш, я, наверное, задержусь здесь еще на недельку-другую…

В этот момент из-за двери донеслось какое-то чавканье. Глеб нервно обернулся на звук, задел столик с телефоном, и аппарат с грохотом полетел на пол.

— «Рад приветствовать вас.

На пороге стояла другая амеба (Глеб уже начинал потихоньку различать их — та, первая, была крупнее).

— Ну давайте знакомиться. Меня зовут Мол-Пен.

Некоторое время Глеб тупо смотрел на пол. Мысль навязчиво скреблась в мозгу, не давая успокоиться и все время ускользая… А, вот оно: телефон был разбит вдребезги, из него должна была вывалиться куча деталей, тем не менее на полу валялся лишь пластмассовый корпус.

— Уже заметили? — Пен проследил за его ошарашенным взглядом. — Ну, это только игрушка. Сейчас ваши гипноспособности, усиленные нами, позволяют как общаться с любым объектом на Земле, так и перемещаться в пространстве. И это еще далеко не все. Вы позволите? — Пен не спеша устроился прямо на опрокинутом столике, свесив с краев сизый пудинг своей грушеобразной туши, и уставился на собеседника желтыми немигающими глазами.

— Начнем с самого начала. Испокон веков два наших совершенно разных мира существовали абсолютно раздельно н независимо в разных спиралях Галактики. Но, к несчастью, геометрия Вселенной — это совсем не то, что вы проходите в шкоде, к ее пониманию немножко ближе подошли наши ученые, но истина, наверное, гораздо сложнее. Так вот, образно говоря, доступный нашему (но не вашему) пониманию космос наполнен трубочками, колбочками, веревочками и еще черт-те чем; но все, разумеется, в космических масштабах, все сходится, расходится, скручивается, переплетается и даже проникает друг в друга. В этом сложном переплетении различных как по происхождению, так и по функциям и проявлениям структур звезды и планеты занимают совершенно рядовое место, даже, можно сказать, весьма незначительное. В разных структурах — свои законы существования, своя природа, иногда и свой разум. До последнего времени мы не думали, что разум может существовать на таких сравнительно молодых образованиях, как планеты. Ведь сам Большой Взрыв произошел уже при жизни наших предков, которые зафиксировали это явление, но значения ему не придали — что-то рождается, что-то умирает — такова жизнь! И, разумеется, никто тогда не мог и подумать, что существование одной ничтожно малой планетки внутри нашей Колбообразной Системы (или, если потешить вашу гордость, вся Система-X находится внутри вашей Земли — все относительно), доставит их потомкам такую кучу неприятностей, что впору затевать либо войну, либо большое переселение. В последнее время из-за гигантского выброса вами в атмосферу выхлопных газов, химических соединений и других продуктов вашей бурной жизнедеятельности у нас вспыхивают очаги губительных болезней, которым мы и названия не успеваем придумать, как они сменяются другими; а во время ядерных взрывов или запуска космических ракет наблюдается высокий всплеск психической активности — повышенное число естественных смертей, убийств или попросту несчастных случаев. Средняя продолжительность жизни упала на целых двадцать процентов! И всем этим мы обязаны вам, своим «приятным» соседям. Конечно, мы не могли не принять ответных мер. Как раса гуманная, мы решили принести в ваш мир наши высокопроизводительные, эффективные и безотходные технологии, научить вас жить так, чтобы вы не доставляли неприятностей соседям и друг другу. И что же из этого вышло? — Голос Пена сорвался и скатился на писклявый юношеский фальцет. — Жители выбранного нами для контакта маленького городка безбожно нас надули, согласившись для виду со всеми идеями, и буквально вмиг растащили по домам всю нашу научно-технологическую базу (а чего нам стоила заброска и наладка всех этих дорогостоящих машин и приспособлений!); после чего, вооружившись нашими знаниями и техникой, закрыли Барьер, выгнали в шею всех резидентов и, как нам стало достоверно известно из надежных источников, готовят планы внедрения своих представителей на ведущие государственные посты и захвата власти в Системе. В это трудное время я от лица нашего правительства, всего нашего народа и себя лично прошу вас о сотрудничестве! Мы обещаем, что все ваши действия пойдут на благо и процветание всей Системы и ничем не повредят вашим согражданам. В случае же вашего отказа нам придется, к сожалению, приступать к решительным мерам, что является нежелательным для обеих сторон.

Он закашлялся (Глеб заметил, что это реакция всех «амеб» на попытку разговаривать по-человечески) и попросил Глеба не спешить с ответом и обдумать все основательно, а пока что после перерыва на обед пригласил его прогуляться по окрестностям.

На обед молодая юркая осьминожка принесла чудно пахнущую кастрюльку, полную жаркого. В ответ на глупую шутку Симканича, не его ли это земляк плавает в супе, осьминожка неожиданно покраснела н выпалила, что «ее еще так никто не оскорблял н ничего большего от этих противных землян она и не ожидала». Глеб оторопело рассыпался в извинениях, похвалил чудный цвет ее выразительных глазок, после чего милостивое прощение было ему даровано с одним условием — привезти какой-нибудь сувенирчик с Земли, и расставались они уже хорошими друзьями. «Черт возьми! — думал Глеб, с удовольствием поглощая изысканную еду. — Здесь вовсе не так плохо, а у этой Пии (так звали осьминожку) глаза действительно хорошо…»

После обеда зашел Пен, и они вместе покинули здание «больницы», которая оказалась, как Глеб и думал, больницей только в стенах его комнаты, а на деле — многоэтажным исследовательским институтом. Как ни странно, гулять он здесь мог свободно, без скафандра («Голубчик, я же вам сказал уже, что вы не на другой планете!»), и архитектура местная вовсе его не поразила своей необычностью — ну, стены из другого материала, какая разница, если коробки эти он мог наблюдать в любом знакомом городе.