Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

Погасив свет, Фирэ собрался возвратиться в дом, как вдруг гравий дорожки заскрипел, и из темноты вынырнул силуэт Тиамарто.

— Что это у вас так темно тут? — слегка гнусавя, спросил кулаптр, отнял руку с платком от носа и взбежал по ступенькам к Фирэ, на крыльцо.

В этих краях его стала донимать сенная лихорадка. С началом лета бедняга начал неудержимо страдать от головных болей и насморка, греша на цветущие деревья с белыми стволами, которых здесь было невероятно много и которые в такое время сверху донизу покрывались похожими на гусениц сережками. При этом все лекарства от напасти вызывали у него только еще худший приступ чихания. А затем белоствольные деревья теряли серьги, но лихорадка Тиамарто и не думала проходить, а только усиливалась. Казалось, все, что здесь цвело, старалось извести чужака. Гиблые места для южанина. Всем ори было здесь нелегко, но больше всех отчего-то досталось кулаптру.

— Она попросила. Плохо ей, — тихо ответил Фирэ.

Тиамарто сочувственно покачал головой. Его уже и не вызывали, но он всегда являлся сам — хотя бы для того, чтобы навеять умирающей спокойный и глубокий сон. Почему-то в отношении себя он нисколько не думал о риске заразиться.

Вдвоем они вошли в спальню Фьел-Лоэры, но ни Учителя, ни ее там не застали.

Целители переглянулись и пошли в гостиную. Четко выделяясь черным силуэтом на фоне окна, с женой на руках в эркере стоял Тессетен и молча смотрел в небо. Фьел-Лоэра что-то тихо ему говорила, и он кивал. Тонюсенькая, едва ли не прозрачная рука больной свешивалась вдоль его тела, покачиваясь, словно кукольная, при каждом движении Учителя. Высокий и крепкий, он казался по сравнению с нею громадным, как статуя Тассатио у Ведомства в погибшей столице Оритана.

Тиамарто поманил Фирэ за собой:

— Пусть. Им надо напоследок побыть вдвоем. Пчхи! Я вот что хотел спросить: атме в самом деле намерен лететь в горы Виэлоро?

— Да, он что-то такое мне говорил.

— Когда?

— Не в ближайшее время. Он хочет сначала устроить тут все по-своему.

Тиамарто подошел к умывальнику и побрызгал водой в лицо. После таких манипуляций ему всегда становилось легче — во всяком случае, чихать он переставал.

— Ты хотел бы вернуться? — вдруг спросил он юношу.

— Куда?

— К остальным, к нашим?

— К оставшимся с Паскомом и Алом?

— Да.

— Не знаю. Иногда меня что-то тянет туда, особенно в полудреме…

Тиамарто испытующе смотрел на него темными в приглушенном свете глазами.

— Но встретиться снова с Алом я бы не хотел…

— Но он же наш Учитель. Его ведь неспроста зовут так — сам советник Паском нарек его этим именем!

Фирэ помнил, что Тиамарто и прежде не испытывал к тому Алу, которого сам он Алом не считал, никакой неприязни. Вообще сложно было представить Тиамарто с кем-то враждующим.

— Я не хотел бы снова увидеть этого человека, — жестко повторил юноша, не отводя взгляда от глаз коллеги, при свете дня серо-зеленых, а сейчас почти черных. — Ни при каких обстоятельствах. Я не хочу сказать, что мне хорошо здесь, но там мне было бы еще хуже.

— А Коорэ?

Вот ради чего затеял этот разговор Тиамарто… Кулаптр знал, как должно тянуть одну частичку некогда цельного «куарт» к другой. Однажды он уже сказал, что Учителя рано или поздно наверняка потянет обратно и что этого не избежать.

— Нет, Тиамарто. Волею своей я не пожелаю возвращения к прошлому. А мечты — то лишь мечты слабого сердца. Они должны подчиняться воле рассудка.

Тут дверь раскрылась, и с безжизненной Фьел-Лоэрой на руках из гостиной к ним вышел Тессетен. Лицо его было мрачным, но того горя и смятения, как после гибели Ормоны, не было в нем — и не только оттого, что все, в том числе она сама, давно привыкли к мысли о скорой ее смерти.

— Нужна капсула, — тихо сказал Сетен, меж тем не отдавая мертвую жену ни одному из кулаптров. — И пусть придет кто-то из местных, кто хорошо знал ее, — и добавил, поясняя: — Женщина. Лучше не одна.

Это было понятно. Учитель никогда не видел ее обнаженного тела прежде и тем более не желал видеть его теперь, во время подготовки к погребальному обряду. Настолько не желал, что готов был даже потерпеть в своем доме нескольких глупых сплетниц-северянок.

Тиамарто кивнул и, пристально взглянув на Фирэ, словно призывая не забыть о только что состоявшемся разговоре, вышел из дома.

Уже через год по настоянию нового правителя Тау-Рэю окружил огромный лабиринт. На видимом плане он состоял из причудливо изгибающихся каменных стен, выше — уходил в «тонкий» мир, подобно Храму в Эйсетти. Он смыкался невидимым глазу куполом над столицей Тепманоры, становясь проницаемым лишь для тех, кого находили нужным впускать хозяева города. Иные попросту не смогли бы его увидеть ни с земли, ни с воздуха.

Тау-Рэя стала гигантской и неприступной цитаделью для врага, тогда как у жителей не было никаких трудностей со входом и выходом за ее пределы. Это был город меж двух миров, в народе его называли Затерянным и Заколдованным.

Атме Тсимаратау и сам приложил силы к сотворению лабиринта. Не напрасно прошлые воплощения его «куарт» много жизней подряд обучались у великого созидателя Оритана. Он изменил лик унылой Тау-Рэи и прочих городов страны аринорцев-эмигрантов.

Помощников в своем деле Тсимаратау находил после зачисток районов Тепманоры. Поскольку северяне поголовно утратили ментальные способности, надежда правителя оставалась только на соотечественников, у которых тот участок мозга, что преобразовывал энергию неба и земли в пранэио, еще не стал рудиментом. Приближенные к нему люди частенько слышали его тихое ворчание о том, что если чем-то не пользоваться, то оно быстро отомрет, и что следующим этапом для прагматиков-северян станет усыхание мозга в целом — как ненужного им органа.

— Что ж, — посмеивались ребята, которые совершили с ним плечом к плечу тот отчаянный переход, — тем проще будет управлять безмозглыми, вы не находите, атме?

Всех без исключения пленных мародеров — а также их бывших рабов — по очереди приводили на аудиенцию к Тсимаратау. Эти аудиенции были очень долгими. Правитель подробно, досконально изучал возможности каждого, вглядывался в его суть, доискиваясь до самого «куарт», если тот являл себя в человеке хоть малым осколком. Потом он решал, годится ли собеседник для созидательского мастерства. «Масть» кандидата его нисколько не интересовала: он запросто мог казнить разбойного ори, который всем своим видом показывал, что будет лишь вредить, однако мог и приблизить к себе талантливого аринорца, готового сотрудничать и чистого сердцем. Так и отбирались архитекторы здешних городов. Почти все они были телекинетиками. Если кандидат был слаб, Тсимаратау не жалел времени и обучал его до необходимого уровня. Фирэ знал, что Учитель почти не спит и едва ли появляется у себя дома — всегда находилась пара-тройка неотложных дел.