Жанна Браун - Синяя дорога

Сначала Школа хотела показать вымерший в ожидании космодром, бункера вдали, спецавтобус, рапорт руководителю полета, неизменный чемоданчик системы жизнеобеспечения, нудную четырехчасовую готовность — словом, все так, как оно будет происходить в том времени, куда ей дано заглянуть. И может, даже совсем не с Аликом. Но она сообразила, что сейчас это ни к чему. На бесконечных тренировках, если он будет к ним допущен, Алик и сам узнает, что случай — это труд. А пока пусть ловит свою жар-птицу…

Алик Сухарев отвел взгляд от экрана, сосредоточился, прикрыл глаза, вызывая в памяти ту картину, без которой не начинал никакого дела.

Над степью, не касаясь травы копытами коня, парил в невесомой, невыразимо медленной скачке Золотозубый Всадник. За ним гналась бесформенная и страшная чернильная мгла.

В одном из старых воспоминаний мгла настигала Всадника. И он долгие годы падал и падал щекой о кирпич.

Позже появился мальчик с карманным фонариком в руке и, уютно мурлыкая динамкой, начал с одного края теснить мглу.

С тех пор Всадник больше не падал.

Боясь узнать, Алик никогда не заглядывал мальчику в лицо.

Валерка на экране движением брови дал понять: «Пора!»

В ответ Алик едва заметно улыбнулся — одними губами, которые еще не утратили ощущения твердых, чуть солоноватых от слез Джемминых губ. Наверное, она никогда не научится целоваться.

Земля ждала. Алик подмигнул Золотозубому Всаднику и в последний раз скосил глаза на боковой экран, вобравший в себя ничтожную долю провожающих.

«Не будет провожающих на космодроме! — заметила Школа, адресуясь Олегу и вроде бы даже хмыкнув. — Не будет. Телевизоры будут…»

Но мысли этой Алику не передала.

Камера панорамировала по замершим лицам. И Алик молил ее отыскать одно-единственное, задержаться на нем в миг старта.

Но бездумная камера не находила в толпе Джеммы.

Не остановилась камера и на пожилом человеке с широким, чуточку асимметричным лицом и выпуклыми голубыми глазами. На лице директора Школы, где учился Алик Сухарев, — Олеге Леонидовиче Молеве по прозвищу Бурбон.

-

"Милые мамочка и папа! Вы только не волнуйтесь. Я жив, и все в порядке. Просто перенесся нечаянно в другое измерение. Больше пока объяснить не могу. Обсудим, когда вернусь. Вы только поймите, что вам совершенно не о чем беспокоиться. Жизнь тут вовсе не плохая. Если бы еще не было так скучно. Скучаю по вас, по моему Герке и по всем-всем… А вы только не болейте. Увидимся скоро.

Валя".

Я брел по дворам, а письмо потихоньку шуршало в кармане. Давно бы мне догадаться его написать. Что там творится с родителями — страшно подумать!.. Я жил в этом другом измерении уже вторую неделю…

Одно за одним загорались окна. Но от стола для пинг-понга все еще доносились стук мячика и голоса ребят. Счастливые — они были у себя, никто их никуда не переносил…

— Валет! Где пропадаешь? Иди к нам! — замахал издали Герка.

Но ведь Герка был другой …

У Вити-восьмиклассника, наверное, сидели гости. Оттуда слышались мелодии Битлсов — острый, захватывающий ритм: "Хой-хейт! Хой-хейт!". Битлсы в обоих измерениях были совершенно одинаковые… Ноги сами задвигались в такт. И этой танцующей походкой понесли меня в соседний подъезд, откуда был ход на чердак и на крышу.

Про этот глубокий каменный колодец-двор не знал никто. Его составляли глухие, без единого окошка стены домов: четыре глухие стены в пять этажей высотой. Посреди двора виднелись две башни с куполками, стоящие на треногах. В куполках открывались порой люки, и оттуда что-то выдвигалось, вращалось… А были ли здесь люди и как они попадали в этот каменный мешок, разглядеть не удавалось. Да и сам колодец и куполки можно увидеть лишь с крыши дома с изразцами, если влезть на нее по пожарной лестнице с крыши двухэтажного флигелька, да и то только с единственного места: у третьей трубы, считая от второго чердачного окна, если прижаться к трубе с той стороны, где пятно, похожее на собачью морду.

Я двигался осторожно, хотя знал тут уже каждый выступ. Где-то били часы: "бум… бум… бум…" На ночных крышах все звуки громче. "Шесть, семь… десять", — считал я. Это происходило сразу после одиннадцати. Если, конечно, происходило вообще. Потому что частенько я ждал напрасно. Ждал, и коченел, и чуть не умирал при мысли; "А что, если это не произойдет больше никогда-никогда?"

Но тут внутри у меня екнуло — на ближайшем куполке поднялась и начала расти знакомая тень… Я видел это уже раз двадцать. И все равно каждый раз было немного странно. Больше всего тень была похожа на громадного грифа, такого как в зоопарке. Гриф вытянулся вверх, развернув огромные крылья, и будто хочет взлететь, но не просто так, а строго вертикально, как стартует космическая ракета… Хочет взлететь, но не взлетает, а медленно поворачивается вокруг себя, опираясь о купол острым хвостом. А из центра грифа — из туловища — выходит и дрожа поворачивается вместе с ним голубоватый лучик.

Вот он — самое для меня главное, моя надежда — лучик! Я не отвел бы от него глаз, даже если бы рядом выстрелили из пушки!.. Лучик полз ко мне. Медленно. Но ко мне. Ближе. Еще ближе… Вот он коснулся края крыши, на которой я стоял. Но на этом краю не удержался бы и воробышек… Я свесился навстречу, придерживаясь за трубу вытянутыми руками… Стоило лучу коснуться меня хоть на миг — как я очутился бы в моем измерении на моих крышах. Я шептал:

— Подползи еще! Ну пожалуйста! Ну хоть чуть!

Но гриф замер, минуту постоял неподвижно и двинулся в обратном направлении. А с ним и луч… Я просто рычал от досады. А ведь, казалось, не слишком и надеялся, ведь так происходило всегда с тех самых пор, как я сюда попал: лучик не доползал — в том и загвоздка! Чаще всего он не дотягивался и до крыши, полз лишь по стенам… Потому-то, не надеясь, что он скоро изменит свои привычки, я и написал домой письмецо…

Непослушными пальцами я достал его, упакованное в конверт вместе с камешком: чтобы не отнесло ветром. Осталось швырнуть его в уползающую голубую полоску. Но тут я засомневался: "В самом деле, откуда известно, что луч может доставить письмо домой? Ну а если не доставит? Тогда оно останется висеть над этим странным двором? Внутрь двора не проникало ничего — это-то я уже знал. А может быть, оно попадет в чьи-то чужие руки, и что из этого выйдет — неизвестно… Нет-нет, надо сперва проверить «почтальонские» свойства луча"…

Я быстро вытряхнул содержимое своих карманов: карандаш, резинка, фантик от барбариски…