Жанна Браун - Синяя дорога

Оставалось затаиться в «капризе» под Никиным окном и терпеливо ждать. Если он вправду уехал, то, конечно, не появится совсем. Если все же он появится из ворот, что ведут от автобусной остановки, — это значит, что хотя он никуда не уехал, но не был сейчас и на базе. Зато если он войдет в Никин двор из-под низкой арочки, что ведет изнутри нашего лабиринта, значит… Значит, база, на которой бывают тетя Инга и папа, вовсе не под Одессой, а именно здесь!

Растянувшись на молодой траве, я стал следить сквозь кусты за обоими входами. Сперва вошел Витя. Он поступал в техникум и теперь, наверное, возвращался оттуда, подавленный трудностями и побледневший. Потом долго никого не было. А затем показался малыш Нильс. Он сжимал в кулачке длинную ярко-синюю ленту, а на другом ее конце выступал готовящийся в космонавты кот Эдик. Кто из них кого вел — было неясно. Нильс пытался присвоить руководство, но время от времени Эдик проявлял норов, и тогда, чтобы избежать конфликта, Нильс поворачивал свои потрепанные сандалии и бежал за котом… Они поравнялись с кустами, за которыми я скрывался, и дружно пустились ко мне. "Странно, как это они меня открыли? — подумалось. — Ну, у Эдика, предположим, нюх. А у Нильса? И с каких это пор они так меня полюбили?" А Нильс уже уселся на корточки возле моей головы и заверещал:

— Здрасте!.. Эдик проходит бег в поводке, это важно в условиях иных планет… Витька в техникум провалил, потому что большой, а балда, от него все кошки убегают… Ника Вознесенская рисовать теперь разучилась, — голосок у него был насмешливый (и вообще, этот другой малыш Нильс казался гораздо умнее нашего, напоминал даже чем-то моего Герку). — Девчонку Лизку, ту, что приехала весной, доставили назад, а ее мать оставили лечиться на базе…

— Стой! — у меня даже занемело внутри. — На какой базе?

И именно в этот миг я увидел папу. Папа пожимал руку старушке Татьяне Тарасовне. Пожал и пошел вместе с ней в ее подъезд. Появился он изнутри или с улицы? Вот за этим — самым главным — я и не уследил…

Теперь мне оставался только один Нильс. То есть с нашим глупеньким шестилеткой Нильсом я и говорить бы не стал. Но этот… Он таинственно повел глазами и шепнул:

— У нас во дворах, вот совсем где-то тут спрятана настоящая научная база. Честное слово!

И, насладившись произведенным впечатлением, продолжил важно:

— А знаешь, что на ней делают? Животных к космосу приучают! Как я — Эдика. Только у них — все дикие: медведи, тигры, инфузории…

— Кто-кто? — перебил я. — Инфузории? Ну ты даешь!..

Жаль, что он брякнул такую глупость! Не хотелось, чтобы правдивый, может быть, рассказ засорялся такой ерундой.

Он в ответ надулся:

— Инфузория — это микроба такая. Не хочешь слушать, так не надо.

Сразу, хитрец, почуял, что мне необходимо его послушать!

— Ну что ты, Нильсик? Я хочу.

— А тогда не дразнись… Без микробы в космосе тоже ведь нельзя… Всех зверей привозят к нам сюда и здесь тренируют.

Опять он понес ерунду, так что скучно стало разговаривать. Я возразил неохотно:

— Если привозят сюда, так почему мы их не видим?

— А вот в том-то и есть главный секрет. Зверей в какой-то тайный двор спускают. На вертолете. Спускают ночью, а навстречу шлют такой специальный лучик, тонюсенький-тонюсенький, бледный-пребледный… И на что лучик упадет, того становится не видно…

Вот тебе и малыш! Конечно, не то чтобы я всему поверил, тут еще надо разбираться и разбираться… Но что-то ценное здесь явно было.

— Скажи, Нильсик, а откуда ты это знаешь?

— Мне один человек рассказал. Он, когда надо, зверям лекарство носит. Вот он один раз на базу шел, а к нему пристал один, понимаешь? Любопытный такой балда, вроде нашего Витьки. Он идет, а любопытный — за ним. И пришлось ему тогда к моему деду зайти, чтобы, понимаешь, не показать любопытному дорогу…

Ну и дела! Ведь все было именно так: Юркий исчез у меня из-под носа как раз на той лестнице, где жил Нильсов дед!

— Да как он мог к нему зайти? Двери не отпирались, — этим утверждением я выдавал себя Нильсу, вполне он мог теперь догадаться, что любопытный балда вовсе не Витька, а я. Но он ничего не заметил, лишь буркнул:

— А дверь была отперта еще раньше. Я тогда развел костер у деда в пепельнице. А дед велел открыть окно и дверь, чтобы проветрилось.

"Как глупо я упустил тогда Юркого!" — подумал я.

— И твоему деду он тоже рассказал?..

— Ну что ты? Дедушка в комнате на диване лежал. А мы слушали в передней — я и Эдик.

Я посмотрел на Нильса и кота с чувством, похожим на зависть: ведь встретить человека с базы необходимо было не им, а мне.

— А знаешь, как Лизкину мать будут лечить? — донесся до меня Нильсов голосок. — А я знаю! На нее напустят этот тонюсенький луч, и она сделается невидимкой. А когда луч пропадет, она появится опять. А потом еще раз. И еще. И каждый раз она будет появляться не такая, как была, а чуть-чуть поздоровее. Потому что от тряски часть болезни из человека выпадает.

Опять я не понимал, где правда, а где выдумка. И спросил:

— От какой такой тряски?

— А ты попробуй стань невидимкой и появись. Тогда поймешь.

Он не мог, конечно, знать, что я давно это попробовал.

— Нильсик, а ты не видел, на чем увезли Лизину мать?

— Ее-то? На вертолете. У них вертолет-вездеход. Иногда он совсем похож на маленький автобус.

— И Лиза все знает?

— Что ты? Она ж разболтает. Ей перед взлетом шапку с ушами надевают на самые глаза…

— И там тетя Инга и мой папа?

— Тс-с-с! Это страшный секрет. Того, кто работает на базе, знать не должен никто!

Нильс произнес это свистящим шепотом, так что Эдик и я вздрогнули. Эдику, наверное, показалось, что где-то шипит враждебный кот. А меня поразили слова: "Знать не должен никто!" Не этим ли объясняется и то, что тетя Инга и дядя Олег скрывали, куда папа пошел, и то, что папа возвращается после полуночи, а мама не знает, где он ходил? Ведь раз «никто», значит, конечно, и не жена… Выходит, ни к какой Лидии папа не уйдет, и все хорошо, и зря старается другая тетя Нина…

Да, со всех точек зрения похоже, что эта база — от папиного института. Тем более папин институт изучает антиматерию, а другие измерения вполне ведь могут быть из антиматерии… Однако если мир, куда я угодил, сделан из антивещества, то я должен бы был в первый же миг взорваться — аннигилировать, обратиться в нуль. Папа говорил: именно так и происходит, когда антивещество и вещество соприкасаются между собой. Ну а если так не случилось, то, может быть, лучик превратил в анти и меня?..

Я быстро ощупал свои кеды, провел по щекам, поглядел на ссадину у коленки. Неужели все это теперь антивещество? Недаром мне в последнее время подумывалось, что и сам я стал какой-то немного другой… Но если вещество во мне и переменилось, то все равно я не сделался абсолютно похож на своего двойника — другого Валю Моторина. Другая мама это наконец почувствовала, вот уже раза три она заглядывала мне в лицо: