Лавр Сивер - Авария или В ожидании чуда

- Да уж, попали мы с тобой, - угрюмо сказал Палыч.

Он стал сильно хромать. По всему было видно, что ему худо, но он пока держался. Виктор молча шел, разгребая глубокий снег бедрами. Ближе к утру идти стало труднее, лес забирал в гору. Тарасов предложил подняться повыше и посмотреть, может быть станет понятно, куда идти дальше. Тем более, уже светало. Снег прекратился, но небо еще не прояснилось, оставаясь серым. Забравшись на самую верхушку сопки, друзья оказались на маленькой полянке, дальше уже шел спуск. Сквозь ветви деревьев насколько хватало глаз, просматривался лес, с одной стороны стелившийся по равнине, с другой - все выше поднимавшийся по склонам соседних гор.

- Ты видишь что-нибудь? - спросил Храмов, еле ощущая онемевшие от мороза губы.

Палыч покрутил головой, внимательно всматриваясь в окрестности, и остановил взгляд на пологом лысоватом склоне ущелья.

- Гляди, Витя, вон там, видишь дома стоят? - ответил он, -судя по всему, там люди.

Прижимаясь к небольшому обрыву, километрах в двух от них не четко, но все же угадывались жилые строения. Главное и самое замечательное было то, что вверх от них поднимался дымок, значит, там были люди, и было тепло.

Дорога к ним заняла еще часа три. Спустившись на дно ущелья, они целый час пробирались через сплошные завалы, бурелом заставлял все время сворачивать и искать пути обхода. В конце концов, пришлось подняться выше по склону и идти, выворачивая ноги, но получилось даже быстрее. К жилым строениям они подходили уже из последних сил. Поднялся ветер и опять пошел снег, залепляя лицо и не давая ничего толком разглядеть, метель разыгрывалась не на шутку. Внезапно из снежной завесы, быстро вырастая в размерах, к ним подлетели два снегохода. Одетые в пестрые комбинезоны молодые парни, вооруженные короткими автоматами, загородили дорогу. Храмова и Палыча под конвоем доставили туда, куда они только что сами стремились.

Полированная ореховая мебель кабинета гармонично сочеталась с развешанными по периметру гобеленами. Сквозь потолочные балки, как и во всем доме, проглядывала крыша. На одной из стен, в промежутке между двумя невысокими резными стеллажами, плотно, спускаясь от самого потолка, в кажущемся беспорядке были закреплены десятка три разнообразных сабель, шашек и палашей. Тихо потрескивая в небольшом изящном камине, сложенном из грубого камня и отделанном белым с красноватыми прожилками мрамором, горели поленья.

Высокий седой мужчина в широком балахоне, надетом поверх сиреневой рубашки с узеньким коротким воротником, заворожено смотрел на огонь. Пламя мерцало на тонкой золотой оправе очков, играло в большом изумруде перстня, ложилось тенями на не по годам морщинистое лицо. Его стройная сухощавая фигура намекала на здоровый образ жизни, но лицо старило. Всему виной, как определил Палыч, скорее всего, были постоянно испытываемый стресс и частое употребление алкоголя.

Это был Горский. Он ни о чем не думал, он просто смотрел на огонь. Он страстно желал покоя и не мог, или не хотел себе его позволить. Дела буквально сжирали его, не давая ни на минуту расслабиться. Он не доверял никому, даже собственной дочери. Ольга, как ему казалось, его совсем не любила, только терпела, что ли, как отца.

Дочь сейчас гостила у него в горном доме. Каждый год она прилетала на день рождения отца из Аргентины, где уже несколько лет жила постоянно. Она проводила с отцом день или два, затем с неделю отдыхала и наслаждалась видами заснеженных, покрытых лесом гор, каталась на лыжах и снегоходах, летала на вертолете. Горский, несмотря на важные дела, находился тут уже два дня, специально ради Ольги. Теперь, когда он, наконец, собрался с мыслями, он решил оставить дочь на попечение охраны и улететь, но внезапно разыгралась непогода. Всегда крайне предусмотрительный, он зря не рисковал, вот и сейчас он предпочел переждать и отложить вылет.

Процесс созерцания был прерван. Краем глаза Горский заметил шевеление у портьеры.

- Давай, Василий, говори смелее, не молчи, - сказал он.

- Борисов задержал двоих недалеко от дома, - хмуро сказал Василий, - один из них оказался проходящим в разработке у нашей службы контроля.

- По какому делу?

- Что-то касаемо Тихой, там фигурирует некая Марина Милев екая.

- Да, да, припоминаю, - как бы про себя произнес Горский, продолжая неотрывно смотреть на огонь, - что они тут делают? Где Тихая, а где мы...

- Борисов поместил их в нижний уровень, когда будет возможность, сразу отправит в Покровское.

- Хорошо. Ступай. Да, скажи Борисову, чтобы через час доложил мне, что эти двое тут забыли.

Василий бесшумно удалился, а Горский порадовался небольшому происшествию, отвлекшему его от печальных дум. Что-то не давало покоя хозяину дома, нечто неуловимо тревожное. Дела шли не слишком гладко, но в целом сносно. Инцидент с высадкой коалиционных сил на нашем побережье на Горском никак не отразился. Несомненно, это был результат тщательно спланированных мероприятий, каждодневного, кропотливого труда тысяч людей созданной им «империи», но что же тогда его тревожило?

Он вдруг ощутил, что при упоминании о Тихой это свербящее нечто с новой силой возникло в подсознании.

Хорошо, давайте разберемся, - сказал Горский самому себе, в уме раскладывал факты, - чего мне должно бояться? Смерти?

Нет, смерти он не боялся. Или все же боялся? Да, он страстно хотел жить, наслаждаться плодами своего труда, красотой и прелестью жизни, свободой и славой. Вот! Вот чего он боялся наравне со смертью. Боялся быть бесславным, пропасть в круговороте времени, как миллионы других простых, бесполезных людишек. И что же Тихая? - вернулся к прежней мысли Горский, - ах, да - неуловимая леди. Ему докладывали об этом деле. Его служба контроля приняла решение на ее устранение, но воплотить свой замысел до сих пор не смогла. Тут может быть только одна причина. В игру включился кто-то серьезный, но пока что неизвестный Горскому. Конкурентов, как таковых, у него быть не могло, ни одному здравомыслящему человеку и в голову не придет лезть в его дела. Неужели кто-то из правительства оборзел? Кому это его Тихая Роща помешала? А может быть люди Оливера? Нет, вряд ли, зачем это им?

- Я думала, ты улетел, - прервала его размышления Ольга. Она подошла к отцу, плюхнулась в рядом стоящее кресло и вытянула ноги, положив одну на другую, - о чем грустишь?

- Здравствуй, дочь, - Горский отвлекся от размышлений, повернулся к Ольге и накрыл ее лежащую на подлокотнике ладонь своей, - вот, решил еще немного побыть с тобой, когда еще свидимся. Если только летом прилетишь взглянуть на наш южный замок? Тебе понравится. Может быть, внесешь свои коррективы в проект? Мне твое мнение важно.