Коллектив авторов - Полдень, XXI век (июль 2011)

Конечно, все зависит от того, как вы скрепляете текст. Чем он держится.

По-настоящему хороших способов – только два. Первый запатентован в 1913 году в Америке Гидеоном Сундбеком (хотя придуман Уиткомом Джадсоном в 1893-м). Называется – зиппер, или застежка-молния. Слева – причины и следствия, справа – средства и цели (или наоборот), и волшебное устройство ползунок (движок, замок, слайдер) скользит, как по монорельсу, по обоим рядам, вдвигая звенья одного в зазоры между зубьями другого.

Так пишутся умные романы, трактаты. Теория эволюции. Теория прогресса. Главный действователь – т. н. время. Временем считается расстояние от причины до следствия либо от средства до цели. Ползунок ходит в обе стороны. Застегивает и расстегивает. Хотя иногда заедает.

Второй хороший (даже очень хороший, но не каждому подходящий) способ – застежка-липучка, изобретенная в 1948 году одним швейцарским инженером, Жоржем де Местралем. Верней, открытая им, когда он наклонился к свой собаке, чтобы отодрать от ее шерсти приставшую головку репейника.

Тысяча микрокрючков разом входит в тысячу микропетель. Как будто обе стороны (вторая называется – ответная) созданы друг для друга. Сила сцепления огромна. Как бывает иногда, говорят, между двумя людьми. Как это всегда очевидно в настоящих стихах. Как случается и в прозе, но такую прозу трудно читать: она состоит из чистого времени, которое поэтому кажется неподвижным.

Уж такие два ума достались нелепому сапиенсу. Два приема игры с фактами. (Ну и словами.) В обеих стратегиях они группируются по сходству – но иллюзия понимания разная, соответственно и кайф. То ли факты порождают друг друга – тогда смысл идет по вертикали (она же – стрела времени), сапиенса практически не касаясь (и это – свобода). То ли все они вместе – включая факт личного существования наблюдателя – составляют какой-то Факт высшего порядка. Тогда смысл дан сразу и полностью – как осколку от зеркала телескопа (и это – счастье).

Ну вот. А есть тексты на пуговицах. Или сколотые булавками. Связанные тесемками. Очень многие сочинители пользуются ремнем. Кто-то предпочитает подтяжки.

Наши авторы – продвинутые. Тексты «Полдня» – как правило, все на молниях. Только и слышно: вжик да вжик.

Самуил Лурье

Не бойся, Абрам; я твой щит; награда твоя весьма велика.

Щэ́ни дэ́да!

Именно щэ́ни дэ́да! Не твою мать! А щэ́ни дэ́да! Вышел на крыльцо. Почесал лицо – усмирив тик. Левый глаз. Инсульт сигналит: скоро буду?!

Не дождётесь. Просто нервное. Кто и когда видел, чтобы Князь нервничал?! Никто и никогда.

И не увидит. На Ближней даче – тем паче. Кунцево. Здесь, кроме самого Князя, нет никого. Сацогадод. Если вслух, то вообще. Вообще нет никого.

Мысли, да, на родном. Но вслух только по-русски. Акцент, паузы, повторы – да, Сакартвела неискоренима. Но: язык как средство общения всегда был и остаётся единым для общества и общим для его членов языком. Верный курс! Не какой-то бакинский курс какого-то Марра. Подумаешь, Марр! Профессор! Трижды подумай, профессор, пойдя против Князя! Замаррался на всю оставшуюся жизнь!

Ладно, вопросы языкознания – дела давно грядущих дней. А пока, здесь и сейчас: щэ́ни дэ́да ! От души, вслух! Если щэ́ни дэ́да не вслух, мысленно, какой тогда в щэ́ни дэ́да смысл! Даже как-то не по-человечески. А Князю ничто человеческое не чуждо. Вождь, но и отец родной. Вождь-отец. Сердца, превращенные в камень, заставить биться сумел. (А неплохие стихи!) Суров, но справедлив. Накажи, но и пожалей. Бьёт, значит любит. Вот без нужды на глаза Князю лучше не попадаться. Любит, но и бьёт. (Да, это по-русски! И бьёт!) Лучше не попадаться. Князю. На глаза. Без нужды.

С громким щэ́ни дэ́да выдохнул саднящей табачной сажей. Вдохнул лёгкого хвойного морозцу. Чёрно-белая тишина. Чёрное – белое. Шахматы… При чём тут! Ночью все фигуры черны. Деревянные фигуры – кипарисы, кедры, сосны, ёлки, туи. Лес густой. Снег бел, невзирая на ночь. Нетронуто бел и чист. Как он, Князь, и любит.

Лысик, да, молодец. Генерал! Охрану вымуштровал. Вообще нет никого. Будто бы. И на снегу – ни следочка. А ведь под каждой «фигурой» бдит человек Лысика. Сколько тут, считай, понасажено? То есть деревьев. И под каждым… Или не под каждым? Или всё-таки под каждым?

Князю не до умозрительных подсчётов. Начальник охраны – Лысик? Пусть Лысик и ломает свою генеральскую голову, обеспечивая… За необозримым рукотворным лесом – дощатый забор в пять аршин. По всему периметру. Без колючей проволоки поверх, без! Иначе двояко. Чтоб враги народа не покусились на Князя. Или чтоб враги народа тихо ликовали: Князь угодил за «колючку», ага! Не дождётесь! Но тогда и пусть – второй забор, внутренний, в три аршина. Круглосуточный патруль с собаками – по «кольцевой». Условие! Вдруг возжелает Князь меж двух заборов на тройке с бубенцами по «кольцевой» прокатиться? Тогда чтоб ни одна собака на глаза… Безусловное условие.

Или прокатиться по «кольцевой»? С ветерком!

Настроение не то. Не победное. Не то, не то! Кому и когда Князь проигрывал? Никогда. Никому. Покамест.

Что значит покамест?! Никогда! И – никому! Подумаешь, Ерохин! Маэстро! Трижды подумай, маэстро, пойдя против Князя! На всякого мудреца довольно простоты, маэстро! И проста́ты.

И проста́ты. Настроение. Уссаться можно! (Да, это по-русски, щэ́нидэ́да-твоюмать!)

Не уссаться, допу́стим, но поссать. Можно и нужно. Простатит сигналит: скоро буду?! Не дождётесь. Пока робкий сигнальчик. Терпимо. Бог терпел и нам велел. Ну да, ну да. Потом – всемирный потоп. Сразу и вдруг. Кончилось моё терпение! Кто не спрятался – я не виноват. (Понял, маэстро?!)

Или в дом вернуться? А! Нет! Чёрно-белая тишина. Здесь, кроме самого Князя, нет никого. Лучше ведь не попадаться. Князю. На глаза. Без нужды. Особенно если тому приспичило по нужде, по малой.

Шагнул с дорожки, плотно скрипнув крахмальным снегом. Наследил подшитыми валенками (подарок сызранских умельцев!). Встал вплотную к ближайшей туе. (Thuja occidentalis, морозоустойчивая, кустарник, пост № 47). Пошарил в паху. О, нашёл! Ну?