Джефф Райман - Детский сад

— Да-да, конечно! — поспешно ответила Милена, не разобравшись еще в собственных ощущениях. — Ты что-нибудь с собой прихватила? — Она имела в виду одежду, обувь, зубную щетку…

— Пятачка, — ответила Ролфа и подняла с пола бесформенный комок из войлока, что-то вроде набивной игрушки. — Он везде со мной путешествует. — Ролфа расположила куклу на груди на манер кормящей матери, к себе лицом, и нежно на нее посмотрела. От Пятачка попахивало сладостями, это чувствовалось даже на расстоянии.

— И больше ты ничего с собой не принесла? — спросила тихо Милена.

— Больше нечего было, — с улыбкой ответила Ролфа. — Денег немножко захватила. Подумают, наверно, что я их стянула. — Она снова поглядела на своего Пятачка. — Ну и пусть.

— Тебя, наверное, будут искать?

Ролфа кивнула.

— Они все напуганы. Папа перепугается. Семья говорит, у него гены не совсем чистые, не зря он такой низкорослый. Он попытается, чтобы все было шито-крыто и никто ни о чем не узнал. Попробует разыскать меня сам. Какое-то время все будет спокойно. Здесь, во всяком случае. — Она взглянула на Милену, как бы обещая, что именно так и будет. — А потом они подключат к розыску собак.

— Мне, пожалуй, надо будет сходить по своим знакомым, чтобы они не сообщали никому моего адреса.

— Тут у меня одна проблемка есть, — сказала Ролфа и повернулась. Из-под дешевой синей блузки выбивался клок меха. Ролфа достала лезвие. — Надо бы сбрить, а то я не могла дотянуться.

Из душевой Милена возвратилась с ведром горячей воды. В полной взаимной неловкости тишине Ролфа стянула с себя блузку, но при этом прикрывалась ею (раньше, при своей меховой шубе, она так никогда не делала). Кожа у нее была исцарапана, в порезах. Там, где не прошлось лезвие, тянулись длинные полоски меха. Мех на спине подруги Милена отпиливала кухонным ножом, намыливая взятым в душевых мылом. Затем пустила в ход бритву. Ролфа, наблюдая, как мыльными клочьями опадают завитки меха, тихонько мычала какую-то мелодию.

— Мне холодно, — пожаловалась она. На ощупь она была горячей, как будто у нее и правда был жар.

— Положим тебя под одеяло, — успокоила подругу Милена.

Лежа под одеялом, Ролфа проводила ее взглядом, полным такого доверия, что у Милены даже закралось сомнение в своих силах.

«Ну что ж. Теперь она у меня есть. Но что мне с ней делать?» — Столь желанный ранее подарок появился как-то чересчур внезапно, чересчур целиком.

Милена прошлась по всем справочным бюро Зверинца. Работающих там малолеток она попросила никому не разглашать, где она живет.

— Говорите, что о такой не слышали, — наставляла она ребятишек, — что я в списках не значусь.

Милене неведомы были формы, какие способна принимать любовь. Она жила одна, сама по себе. Друзей детства Милена не помнила. Слабой была и память о собственной матери; она лишь смутно брезжила как нечто теплое, розовато-лиловое. Каково это — жить с любовью изо дня в день? Непонятно, и даже как-то боязно.

Милена возвратилась в свою каморку с привычной кроватью, умывальником и плиткой-одноконфоркой. Теперь там все было устелено бумагой: Ролфа обнаружила книги и листы, спасенные из ее разоренного гнезда. Сейчас Ролфа лежала кверху спиной, занимая почти все пространство на полу. Книги с порванными переплетами и разрозненные бумажные листы заполняли весь умывальник; они же громоздились на плите. Пахло жженой бумагой. «Пожар!» — панически мелькнуло в голове у Милены; она подскочила к плитке. Листы были целы-невредимы, хотя от них действительно нахло паленым. Это что, Ролфа умудрилась? И если да, то как?

— Глянь, что я нашла! — сказала Ролфа и протянула книгу. Вид у книги был изрядно потрепанный, будто ее держали под дождем, а на обложке отпечатались кольцевидные следы, какие бывают от стаканов.

— Э-э, — протянула Милена, пытаясь определить, что написано на обложке.

— Как ты считаешь, — спросила Ролфа, — ничего, если ты будешь называть меня Пухом?

Это слово вызывало у Милены какую-то специфическую и не совсем приятную ассоциацию. И уж точно оно не ассоциировалось с плюшевым мишкой.

— С чего вдруг мне так тебя называть? — спросила Милена.

— Пух, — повторила Ролфа, — Винни. Ты же, наверно, слышала про Винни-Пуха, медвежонка? Из этой вот книжки.

«Гэ-Эмовский роман, что ли?» — Милене вдруг представился целый пласт воображаемой литературы, создаваемой Гэ-Эмами.

— Это что, из новых? — поинтересовалась она.

— Да нет же. Глянь-ка сюда. — Ролфа поднялась с пола и ткнула Милене рисунок с медвежонком Винни-Пухом.

— Но… Он не входит в культуру , — растерянно произнесла Милена, имея в виду, что вирусы про такого не упоминают. А сама подумала восхищенно: «Вот это да! Получается, она читает книги, о которых даже никто и не слышал».

— Ты бы могла звать меня Пухом. А я тебя Кристофером Робином.

— Кем-кем? — насторожилась Милена.

— Да вот же, посмотри. Вот он, Кристофер Робин.

Рисунок изображал аккуратного мальчика со стрижкой под пажа, в свободной курточке, коротких штанишках и сандалиях; в руках он держал большой зонт. Сомневаться не приходилось: Милена и вправду выглядела как этот самый Кристофер Робин.

— Нет! — как отрезала Милена.

— Тогда как насчет Иа-Иа? — не унималась Ролфа. — Он тоже всегда чем-то недоволен.

— Ну вот что, — потеряла терпение Милена. — Если я буду звать тебя Пухом, — что ей совсем не нравилось, — то ты обещаешь, обещаешь никогда не называть меня Кристофером Робином?

Ролфа со степенной торжественностью кивнула. Волосы по-прежнему лезли ей в глаза; она заморгала. От нее не укрылось, что Милена критически оглядывает состояние комнаты.

— Пух просто ужас какой неряха, — поспешила заметить Ролфа.

— Я это вижу, — сказала Милена сдержанно.

— Но зато у него масса других достоинств. — Ролфа вдруг осеклась, прикусив губу. — Кстати, извини за фасоль.

— Какую такую фасоль?

— Мне захотелось заморить червячка, а все, что я смогла отыскать, это бамбуковую посудину с фасолью, и я вот попыталась ее разогреть.

Под остатками партитуры «Пер Гюнта» Милена обнаружила свою единственную кастрюлю. Дочерна спекшиеся фасолины явно было невозможно отодрать от дна кастрюли.

— Я куплю тебе другую! — поспешила заверить Ролфа.

— Ладно, — согласилась Милена, оттирая сажу с кончиков пальцев. Сделав для успокоения глубокий вздох, она приступила к объяснению правил поведения в общежитии: — Грязное белье сюда, в этот мешок. Чистую одежду — в этот мешок. Грязную посуду сюда. — Ролфа с энтузиазмом кивала: да, да, конечно же, все должно мыться сразу после обеда. «Ой, что-то мне в это не верится», — усомнилась про себя Милена.

— Я кушать хочу, — призналась Ролфа, со смущенным видом ожидая, какая последует реакция.