Джефф Райман - Детский сад

«То есть сегодня были несерьезные проблемы?»

Шаркая, проковыляла на костылях мать. Обернувшись к Милене, она заговорщицки подмигнула. Милена стояла, где была, с бутылкой виски в руке. Фургоны укатили.

Ей хотелось умереть. К Раковине Милена двинулась окольным путем, минуя улицы и тротуары, где ее могли знать в лицо. Слышно было, как дворники, бормоча вполголоса проклятия, сердито сметают с тротуаров битое стекло. Она побрела по Бейлис-роуд, названной так в честь основателя театра Олд-Вик, и по Геркулес-роуд — мимо дома Уильяма Блейка, где жил когда-то поэт. Насколько Милене было известно, в эти места Ролфа не забредала.

Оттуда Милена повернула направо, на Вирджил-стрит. Улицу Вергилия.

Улица Вергилия проходила под старым железнодорожным мостом. Мосты эти веером расходились от станции Ватерлоо, как некие ответвляющиеся, обособленные реальности. В фасаде моста мелкими дуплами чернели окна; окна виднелись и в пролетах других мостов.

«Боже мой, да она же может скрываться где угодно», — дошло до Милены.

И тут, стоя в сгущающемся сумраке, она расслышала пение Ролфы.

В темно-синем воздухе эхо, казалось, усиливало резонанс, и звук доносился отовсюду, как будто кирпичи были чревовещателями. Голос был мощным и каким-то текучим. Беря ноту с наскока, он какое-то время на ней удерживался, после чего, будто в ярости, расправлялся с ней резким скрежетом. У Милены, дернувшись, замерло сердце. Даже дыхание зашлось.

— Ролфа, — чуть слышно прошептала она. — Ролфа, ты где?

Милена двинулась в сторону туннеля. Слева шла стена, ограждающая какой-то двор. Милена пролезла туда через весьма кстати подвернувшуюся брешь. Звук сделался громче, резче, хотя на глаза по-прежнему никто не попадался. Она обошла двор по периметру, заглядывая в углы в надежде отыскать какую-нибудь нишу или скрытую дверь. Реющий где-то впереди голос вел словно поводырь.

По обе стороны идущей под туннелем улицы Вергилия тянулись арки с воротами. Милена шла затаив дыхание — медленно, чуть ли не на ощупь, как по тонкому льду. Пока наконец не постучалась наугад в какие-то ворота. Отъехала в сторону створка на подшипниках; ее отодвинул раздетый до пояса мальчуган. В открывшемся внутри боксе копошились его товарищи, облепив стойку колесного экипажа — белого, с красным крестом на боку. Ребята возились с рессорами — судя по всему, работники больничного хозяйства, вкалывают сверхурочно после школы.

— Тут где-то поют, — обратилась к ним Милена, рискуя показаться нелепой, — вы не слышите пения? Не знаете, откуда оно исходит?

Мальчики степенно отерли ветошью перепачканные смазкой руки. Контрастом смотрелись житейски умудренные лица на тощеньких детских шейках; ребята всем своим видом стремились показать, насколько они уже взрослые. Они накинули рубашки, прихватили спиртовые фонари и пошли наружу. Милена при их приближении стала подаваться назад, погружаясь в пение, как в облако. Ее полностью занимало звучание. Ноты казались теперь необузданно, до странности дикими. Туннель внезапно огласился гомоном хохота — шалого, горького, язвительного. Милена резко обернулась, ожидая увидеть над плечом у себя Ролфу. Но никого там не оказалось.

— Чё-то я не разберу, откуда это, — сказал один из мальчиков.

— А там что? — указала Милена на другие ворота.

— Там? — Мальчики растерянно переглянулись. — Да так, больничное барахло. — Подняв фонари, они раздвинули створки. Запахло стираным бельем. Милена шагнула внутрь между стеллажами; при этом звуки сделались тише. Поднырнув под одну из полок, Милена убедилась, что склад довольно длинный: везде виднелись аккуратно сложенные стопки постельного белья. Нет, Ролфе здесь ни в коем случае не место. И словно здешний дух был настроен враждебно, звук пения почти сошел на нет.

Милена вышла обратно под своды туннеля, где ее тут же с новой силой окутал звук, словно облако мошкары. Один из мальчуганов, опустившись на колени, припал ухом к канализационной решетке.

— Может, отсюда, — предположил он и кивнул на тянущиеся вдоль улицы решетки водостока, вделанные в брусчатку.

Его товарищ возвратился из бокса с ломиком и, аккуратно поддев, поднял решетку. Внизу открылись стенные скобы, образующие лесенку.

— Ну что, мы спустимся, — предложили мальчики. Милена запротестовала; ей хотелось спуститься самой. Тогда мальчики протянули ей фонарь.

Внизу гулко постукивали срывающиеся сверху капли, неестественно громко слышалось журчание воды. Что это, хлюпающие по лужам шаги Ролфы?

— Ролфа-а! — громко позвала Милена. — Ролфа-а!

В ответ — только звонкое эхо собственного голоса, отскочившее от невысоких стен. Поднятый фонарь высветил лишь кирпичную кладку с соляным налетом. А между тем пение доносилось уже с обеих сторон, спереди и сзади. Впрочем, не пение, а скорее собачий вой: ноты были тоскливо-тягучие, нестройные.

Милена полезла обратно; выбраться помогли ребята, схватив за руки и приняв фонарь.

— Оно отовсюду, — показал один мальчуган, зябко хохотнув.

— Привидение, что ли? — неловко пошутил его товарищ.

— Да ну тебя, Хасан! — ткнул его в бок другой. Но вылетевшее невзначай слово подействовало — все как-то притихли.

— Оно самое, — хмыкнула Милена, — привидение.

Прежняя Ролфа ни за что бы так не пела: для этого она слишком уважала музыку. А этот голосина вон какой: злой, злой на саму музыку.

— Спасибо вам, парни, — поблагодарила она. — Вы давайте работайте дальше. А я еще тут немного постою, подожду.

— В случае чего мы здесь рядом, — сказал тот, которого звали Хасан. Ребята тесной стайкой отправились обратно на работу. Ворота за ними задвинулись, одновременно разом исчез и свет от фонаря.

Пение оборвалось. Вместо него раздался вопль:

— Ууяяуу! Ууэээиииу! — Это было настолько душераздирающе, словно кого-то там рвали на куски. Один такой надсадный вопль, и все: с голосом можно смело распрощаться навсегда.

И Милена наконец услышала: возле уха будто кашлянули.

«Тфрю!»

Впечатление было такое, будто кто-то, отхаркнувшись, сплюнул. Затем все стихло.

Милена стояла во тьме, теперь уже совсем непроглядной.

— Ролфа, Ролфа, ну где ты? Ролфа, это я! Мы все за тебя переживаем, все с ног из-за тебя сбились. Ну откликнись, пожалуйста!

В ответ — тишина. Милена приложилась к бутылке с виски. А потом пошла восвояси. Бутылку аккуратно прислонила к стене улицы Вергилия: вдруг Ролфе понадобится.

И наконец, кое-как добравшись до Раковины, забылась у себя в комнате сном.

Наутро она проснулась поздно, с похмелья. В комнате пахло сладковатым запахом перегара. Первой мыслью было: надо идти искать Ролфу.

Хотя нет, не надо. Она жива, и пора положить всему этому какой-то конец. Нельзя больше вот так из-за нее одной изводиться. Есть же еще и другие люди, которым требуется внимание. Есть новая театральная труппа, которую нужно организовывать.