Джефф Райман - Детский сад

— Представь, что Бог… — начала было Милена шепотом, но осеклась, не зная, чем закончить фразу.

— Какое великое, всеохватное, одинокое слово, — подхватил Ангел Боб. — Не знаю. Слишком уж он, по-твоему, великий и напыщенный. Вездесущность вообще подразумевает слишком много связей. Как можно разговаривать со всеми звездами одновременно?

— Я боюсь, — призналась Милена.

Все звезды разом, как можно уменьшить в размере россыпи звезд? Уменьшить, уничижить можно лишь Землю, лишь этот небольшой шарик. Нам всегда свойственно приуменьшать то, что есть в нас. Уничижать себя.

— Так называемого «настоящего» времени нет, душа моя. Есть лишь настоящее. Нельзя проделать что-то в прошлом или метнуться в будущее и там спрятаться. Когда бы ты что-то ни сделала, оно непременно будет находиться в Сейчас.

— А их предупредили заранее? — по-прежнему не находила себе покоя Милена. — Знают ли люди о том, что должно произойти?

— Конечно да, все к этому готовы. Все жаждут это увидеть. Это событие, девочка моя, настоящее великое событие. Все его с нетерпением ждут.

— Я не хочу, чтобы его ждали со страхом.

— У них челюсти отвиснут по самое колено от изумления. И они сами же крикнут: «Гляньте, что нам под силу!» Всем нам вместе. А вот страха не будет.

— Боб. Ты мог бы хоть минуту помолчать?

Ангел несколько помрачнел.

— Как скажешь, девочка, как скажешь.

Связующее звено в голове как будто перемкнуло. Перед глазами в данный момент стояла лишь одна картина: интерьер «Христова Воина» и сад, произрастающий из его стен. Милена моргнула. Ей думалось, что Пузырь по сравнению со Вселенной будет смотреться достаточно мелко. Вместо этого он разросся до неузнаваемости, как будто стены у него мрели отдаленными туманностями. Майк Стоун стал размером с Орион. Сцепив руки за спиной, он нетерпеливо покачивался на каблуках.

— Что-нибудь не так, Милена? — спросил он.

— Ничего, ничего, — ответила она, дернув головой. — Так, просто нервы. Как будто во сне.

— Может, это как-нибудь поможет, — сказал он.

Из-за спины Майк Стоун вынул розу, которую ей когда-то преподнесла Ролфа, — ту самую, из Садов Чао Ли. Бутон так же увесисто покачивался в руке.

— Я просто случайно увидел, как она растет на стене, — пояснил он. — Может, она понадобится для подсказки.

— Не надо, — решительно покачала головой Милена. — Для этого мне подсказка не нужна.

Вот она, с запахом осени, с побуревшими от холода кончиками лепестков; бледная роза с красными мраморными прожилками, уже на грани увядания. Милена сосредоточенно моргнула, и вот на бутоне даже проступили капельки росы. По крайней мере, назовем их так.

— Милена? — растерянно окликнул Ангел.

«Почему, ну почему у меня есть роза, но нет тебя, Ролфа?»

Горло болезненно стиснул подступивший комок.

«У меня есть книга, роза, есть музыка, но нет тебя.

Консенсус, ты хочешь охватить весь мир? Хочешь предъявить себя звездам во всем своем великолепии, не так ли? Так пусть они увидят это ; пусть увидят эту розу, которую ты погубил. Ты хотел ее музыку, но только без нее самой. Так пусть это станет для тебя ударом, Консенсус. На тебе. Подавись. Пусть шипы оцарапают тебе глотку».

— Так, Боб. Нормально, — сказала она. — Теперь нормально.

— Милена? — послышался растерянный голос Боба. — Что все это значит?

Она попыталась от него загородиться, закрыть для него доступ в свой мозг.

— Так тебе нужен образ или нет?

— Милена, Милена! Эта роза холодная. Она никого не обожжет, даже если ты этого захочешь.

— Боб, люди ждут. Им нужен спектакль.

— Хорошо, — сказал Боб миролюбиво. — Но только одно обещание. Потом мы с тобой поговорим, ладно?

— Поговорим, поговорим. Работай давай. — Милена попыталась сделать вид, что ее концентрация — что-то вроде необузданной лошади, которую бесполезно сдерживать.

— Приготовиться, отсчет! — скомандовал он своему херувимскому хору, и опять у Милены в голове возникла исполинская арфа с бесчисленными, натянутыми до предела струнами.

— Поехали! — крикнул Ангел.

И все Херувимы разом потянули ячейки единой сети, ловя колкие светозарные стрелы солнц и лун. Херувимы были подобны кристаллам. Они преломляли свет и преобразовывали его, бросаясь под удары фотонов, — так рыцари подставляют грудь под стрелы, умирая во имя любви.

«Гибель Херувима — смерть от любви». Погибшая любовь возвращалась сторицей. «Прими мой жар, Консенсус, вот он. Идущие на смерть приветствуют тебя». Дело пошло. Постепенно возникал образ в голове: ощущение гладкого зеленого стебля, бурых шипов; легкий аромат, прохлада; благоухание розовых бутонов и запах птичьего помета в воде пруда; стая гусей в вышине и щекочущее прикосновение меха Ролфы. И вот она, Роза.

Память уловила свет и теперь фиксировалась тем, что сама уловила. Линза представляла собой гравитацию, а гравитация была мыслью, а мысль — памятью. И сквозь память фильтровался свет.

Веки у Милены были сейчас плотно сомкнуты. Открыв глаза, она посмотрела в окно Пузыря, которое в ответ словно моргнуло. Когда снаружи расчистилось, все поле зрения заполнял взрыв розового света. Он дрожал, как желе и, казалось, занимал всю Вселенную. Постепенно свет уплотнялся, сливаясь в некую форму, в фокус.

Милена издала сдавленный крик.

Rosa mundi! Роза Мира — вот она, во весь небосвод простирается над половиной планеты; ее роза!

Ты ее видишь, Ролфа? Знаешь ли ты, что это, что именно это означает? Роза света размером с полмира. Роза памяти; она же роза гнева.

Она восходит над горами, подобно какому-нибудь новому расцветающему солнцу. Внизу, в иных местах — где сейчас за полдень — она кажется туманом в небесной лазури, бледная, как дневная луна; розовато-белая, с полутонами теней, которые неразличимо сливаются с окружающей их высью. На юге она — розовый отсвет над муссонами, вздыбленные арки которых я сейчас различаю над линиями берегов. А на востоке она садится подобно солнцу, и на ее фоне тонкими прожилками ряби светятся облака, которым она придает красноватый оттенок. Кое-где ее пронизывает лучами солнце, и тогда создается впечатление, что солнце окутано воротником или носит корону. Полмира, глядя вверх, сейчас изумляется ее сиятельным очертаниям, а между тем они исходят из моей головы, из памяти.

Смиренная Земля — твоя, Консенсус.

— Милена, она большая, — подал осторожный голос Майк Стоун.

— Таков общий замысел, Майк, — улыбнулась Милена сдержанно.

— Розы обычно не бывают такими большими, — заметил он.

— Не бывают, — сказала Милена тихо, как будто общалась с Ангелом. Бутон цветка был гневно разверст, и внешние его лепестки напоминали припухлые губы.

«Это монстр, — подумала Милена. — Как те Крабы».