Джефф Райман - Детский сад

Милена вскинула перед Жужелицами руку — что означало «Стойте, не расходитесь» — и направилась к ней.

Тетка вместе с продавцом кофе успели за это время зайти за пустой заснеженный прилавок, на котором стоял металлический бачок (получалось что-то вроде барьера для дуэлянтов). Милена машинально отметила, как на матовой поверхности бочки играет желтоватое отражение. Вот они, проблески будущего. Оно снова будет за металлом, за техникой.

— Одного из этих людей я знаю, — попыталась объяснить она. — Мы с ним друзья. И они тоже люди.

Тетка со строптивым видом пожала плечами.

— Ты б лучше сказала, были когда-то людьми. На их рожи-то и глядеть тошно. — Трясущимися руками она натягивала перчатки, кстати тоже подмоченные в кофе, отчего от них сейчас шел пар. — Ты че, не видишь? Они ж специально всю эту заразу разносят! Не знала, что ли? Ты, часом, не из космоса сюда свалилась?

— Именно оттуда, — чистосердечно сказала Милена. — С орбиты. Я астронавтка.

Тетка без лишних слов плеснула из кружки кофе Милене в лицо. Руки у нее сейчас были заняты двумя вещами сразу: хватали кувшин и бросали кофейщику деньги. Запоздало испугавшись, она вперевалку пустилась наутек.

Милена стояла, застыв на месте, с лица стекали остывающие капли. Как в какой-нибудь глупой комедии, где одному из персонажей в физиономию то и дело что-нибудь влетает. Она оглядела свое пальто, которое спереди было основательно подпорчено.

— Зачем она это сделала? — оторопело спросила Милена.

— Думала, наверно, что ты тоже больная, — высказал соображение торговец, с невозмутимым видом выуживая мелочь из мокрого от кофе резинового подноса. От монет нынче тоже можно было подхватить инфекцию.

— Да это вы все больные! — бросила она, решительным шагом направляясь к Жужелицам.

— Идемте, — велела она им. — Не торопитесь и ни перед кем не дрожите. Они сами вас боятся.

Жужелиц она демонстративно провела перед самым носом у кофейщика.

Возле фонтана на углу Лик-стрит Милена повернула налево. В медную горловину фонтана была ввинчена заглушка; исчезла полка с чашками для питья, которая всегда была здесь. На подъеме, который шел к вокзалу Ватерлоо, суетились люди, с боязливой осторожностью переступая через что-то вроде большого свертка, лежащего на снегу. На глазах у Милены сверток пошевелился. Это был человек, живой человек.

ГРУДЬ У ЧЕЛОВЕКА была абсолютно голая. Куртка и изорванная рубаха скрутились так, словно он силился вырваться из собственной одежды. Он пытался ползти, но ноги не повиновались, а от закоченевших на морозе рук проку было не больше, чем от тюленьих ласт.

И что, люди вот так, запросто через него перешагивали?

«Да что же это со всеми нами делается! — мысленно вскричала Милена. — Он же погибнет здесь от холода!» Она двинулась к лежавшему. Жужелицы дружной стайкой последовали за ней.

— Осторожно, она кусается, — предупредил Король.

«Она? — подумала Милена растерянно, глядя на всклокоченную рыжую бороду незнакомца. — Что значит: “она”?» Но не успела Милена подойти к лежачему, как тот, приподняв голову, обнажил зубы и угрожающе зарычал.

— Пальма, Пальма, — на разные голоса заворковали Жужелицы, окружая лежащего плотным кольцом. — Молодчина, Пальма. Славная собака.

Заслышав кличку, мужчина тихонько взвизгнул. К нему потянулись руки, одни гладили ему спину, другие голову. Тот при этом начал поскуливать. И не только: он еще и пытался вилять воображаемым хвостом. А затем от неудержимой, воистину собачьей радости звонко тявкнул. Радостное волнение было таким, что он не смог сдержаться — под животом на снегу образовалась округлая лужица. Человек-Пальма признательно лизал окружающим руки.

— Пальма, Па-альма, — сердечно улыбался Король, похлопывая его по боку, — добрая собачка.

Человек радостно гавкнул.

— Наверно, надо вызвать врача? — спросила Милена.

Король покачал головой.

— В пепле люди, — произнес он, медленно, как в забытьи оглядываясь по сторонам. — Падает пепел.

— Что? — уже совершенно одурев от происходящего, переспросила Милена.

— И они позволяют умереть, — вещал тот с улыбкой, словно лицезрея что-то приятное.

Где-то на улицах вразнобой ударило несколько колоколов:

«Врача-а, врача-а…»

— Пальма, Пальма, Па-альма, — ворковали между тем Жужелицы. Согнувшись, они с усилием подняли лежащего со снега и потащили. На лице у человека застыли слезы. Жесткий, негнущийся, как доска, заскорузлые пальцы скрючены.

Милена тоже сделала было шаг — помочь, но что-то ее остановило.

«Опасно. Болезнь», — послышалось в ухе знакомое нашептывание.

— Да ну тебя к черту, — сердито пробормотала Милена и, потеснив пару Жужелиц, подхватила Пальму под локоть.

Процессия нырнула в гостеприимный сумрак Лик-стрит. Ворота Кладбища отворились как бы сами собой. Вместе с остальными Жужелицами Милена ступила под темные, пахнущие людьми своды.

«Милена, Ма, Милена, — дышала эхом темнота, — Пальма, Пальма, Пальма».

У Милены в ладони были теперь новые клетки. Ей их вживили тогда же, когда сделали Терминалом. По ее желанию клетки могли ярко фосфоресцировать. Она подняла руку; из ладони брызнул довольно яркий луч, осветив Кладбище.

Пришли в движение мертвые некогда костюмы, успевшие, оказывается, за это время ожить. Тут были короли и придворные, плясуны-цыгане и стрелки Робин Гуда. Мелькали мантильи с кружевами из черного пластика и бальные наряды из дешевого цветного нейлона — весь ассортимент искусственных тканей, который могли позволить себе носить Жужелицы, эти сверхчуткие слухачи.

Общий круг Жужелиц расступился, принимая в себя человека-собаку — обогреть, приласкать. Одновременно с тем все они с синхронной четкостью наклонили головы, глядя на Милену. Здесь, в своем обиталище, их было достаточно много, чтобы не пасовать перед напором человеческого сознания. Озарившись одновременно приязненными улыбками, они в такт — с левой ноги — сделали шаг в сторону Милены.

«Помоги, — обратились они синхронно всем своим тысячеголосым множеством. Милена почувствовала это теменем, где у нее находился терминальный шрам. — Помоги, Ма».

— Как? — несколько растерялась она.

— Расскажи им, — просили Жужелицы.

— Рассказать? О чем?

— О линиях, — с единой интонацией выдохнул тысячеголосый хор.

Милена смолкла, представляя, каково это — довести до людей эту новость. Поведать, что Жужелицы — именно они — воспринимают то, что чувствуют Ангелы Консенсуса.

— Хорошо, — заверила она. — Я это сделаю.

— Радости тебе, — выдохнули Жужелицы хором и разом же вытянули руки ладонями вверх. Это означало: «Держись от нас обособленно. Мы доверяем тебе свидетельствовать за нас, поскольку ты к нам не принадлежишь».