Журнал «Если» - «Если», 2011 № 09

Взяв этот лист, он долго вглядывался в него.

— Так вы говорите, до того момента, как вас нашли в усадьбе Брюса, никто из тамошних жителей никогда вас не видел? — спросил он сурово.

Я, робея грозного его взгляда, ответствовал, что это сущая правда — никто придумать не мог, откуда мог я взяться.

— Там, под кругом в Глинках, — помолчав, сказал он мне с невыразимой серьезностью, — под землей есть комната. Вы сразу узнаете, как попадете туда — будто очутитесь в середине хрустального яйца. Найдите ее, осмотрите со всей возможной тщательностью и, если найдете что-нибудь, обещайте показать это мне.

Я обещал, после чего он заставил меня лечь в постель. Я был так взволнован нашим разговором, что не чаял уснуть этой ночью, но, едва лишь смежил веки, как забылся мгновенно.

И сейчас усталый дух мой нуждается в отдохновении, которое, по словам моего доктора, есть фундамент выздоровления.

Остаюсь вашим покорнейшим слугой,

Илия Яковлев, сын Александров.

Писано 5 числа октября месяца года 1822».

То, что в разговоре с Ильей Березин называл комнатой, меньше всего походило на жилище. В первое мгновение, когда он увидел камеру, она показалась ему огромной свисающей с потолка каплей, вспыхнувшей в свете фонарика тысячами разноцветных огней и бликов.

Найти камеру оказалось непросто. К счастью, любивший во всем порядок Коношевский не только написал племяннику письмо, но и набросал по памяти карту, отметив на ней развалины и выжженный на земле круг. Там, на месте круга, Константин и отыскал камеру.

Прозрачные, напоминающие кварц кристаллы покрывали ее стены, купол и часть пола. Березин поводил лучом фонарика по стенам, отчего искры брызнули во все стороны широкими волнами, и одновременно ему послышался едва различимый стеклянный звон. Константин остановил фонарик — звон стих.

Тогда он снова провел лучем, на этот раз уже значительно медленнее — кристаллы отозвались высокой вибрирующей нотой, какую издает наполненный не более чем на треть хрустальный бокал, когда его резко ставят на стол.

Березин потрогал ладонью игольчатую поверхность стены — кристаллы дрожали, отчего по руке мгновенно разлилось приятное тепло. Испугавшись, что камера может самопроизвольно сработать, Березин убрал руку и выключил свет, дожидаясь, пока стихнет комариное пение кристаллов. Через пару минут камера вновь погрузилась в прежнее немое оцепенение, и он снова включил фонарик.

Даже на расстоянии вытянутой руки кристаллы казались естественно выросшими в каменной полости, но, присмотревшись, можно было увидеть, что каждый закреплен в пазу, и под ними угадывался каркас из желто-серого металла — Березин затруднялся определить, какого именно.

Металлическая вязь, редкая у пола, поднимаясь, становилась гуще и на самом верху сходилась плотным кольцом, в котором располагался овальный, похожий на матовую каплю камень размером с кулак. Березин потрогал его пальцами — и камень слабо засветился. Константин отдернул руку, но задел металлическое кольцо, и матовый овал, казалось, крепко сидевший в своем гнезде, выпал и ударился о пол камеры. Константин поднял его. По экватору камня, кое-где украшенная завитками, шла надпись: «Ныне открываю врата грядущего». Далее стояли дата и инициалы, которые только подтвердили предположения Березина — автором камеры переноса был кавалер ордена Святого Апостола Андрея Первозванного и восьмой генерал-фельдмаршал Российской империи Яков Вилимович Брюс.

Раздосадованный, что «барин-колдун» не оставил в камере ничего, что могло бы пролить свет на ее устройство, Березин принялся прилаживать камень на место, в металлическое кольцо под потолком камеры, но под ним, а точнее, над ним обнаружилась небольшая ниша, куда едва помещалась рука. А в этой нише — завернутое в промасленную бумагу и несколько слоев холста послание.

Березин с замиранием сердца развернул его и разочарованно сложил обратно — не было там ни таинственных чертежей, ни сколько-нибудь осмысленных записей. Единственный документ, сохранившийся в камере, был просто набором букв в алфавитном порядке: сперва шло несколько «азов», после две «буки» и так далее. Вторая строчка снова начиналась с «азов». И третья принималась за алфавит сначала…

Березин выругался, принялся было считать буквы в строке, но бросил. Яков Вилимович явно не желал, чтобы его обращение попало в руки не тому человеку. Константин вынужден был признать, что он — не тот человек.

Странная тоска навалилась на него. Он носился по городу в поисках яковлевских записок, отдал лакею Косину драгоценный автограф, летел сюда, в Острогожск — и только для того, чтобы подойти вплотную к чуду, увидеть его, пощупать и… получить отказ в доступе к главному — ответу на вопрос: КАК?

ЧТО? Никогда так не волновало его. Он видел это ЧТО? — хрустальное яйцо в человеческий рост, серебристые поющие кристаллы. И это было прекрасно — и совершенно неважно, потому что бесполезно.

Чудом можно было восхищаться — наблюдать, хранить. Но с ним нельзя было сделать самого главного — повторить и использовать.

Настоящее чудо было не в подземной камере — чудо было в том, КАК человек самого начала восемнадцатого столетия смог сделать машину, способную скопировать его, Константина Березина, из конца двадцатого века в конец века восемнадцатого. Мало того, как он смог создать систему настолько удаленных друг от друга камер, чтобы одна из них перемещала копии не только во времени, но и в пространстве.

Будь у Березина в тот день возможность, он вынул бы старого чернокнижника Брюса из его времени и тряс бы, пока не узнал всего. Да что там, если бы мог — сам прыгнул бы в портал, в эпоху Петра Великого, лишь бы узнать: КАК?

Но ответом на его бесконечные вопросы был только ряд знаков на пожелтевшей бумаге.

Березин решил показать письмо Илье. Потом набрал номер Челышева. Профессор отозвался после третьего гудка.

— Костя, — радостно воскликнул он в трубку, — все нормально?

— Нормально, Андрей Сергеич, — ответил Березин, думая, как начать разговор о записках Яковлева. — Я тут в Острогожске — так сказать, в поле.

— Острогожск? Под Воронежем? — усмехнулся Челышев. — Да как тебя занесло-то?

— Наука требует жертв, и преимущественно человеческих, — отшутился Березин. — С факсом вашим тут небольшая проблема. Только одно письмо. А дальше не прошло…

Константин затаил дыхание. В голове уже вертелся ответ: «Так там и есть только одно».

Но Челышев снова рассмеялся, и у Березина отлегло от сердца.

— Так это тебя яковлевские записки в Острогожск притащили? — весело бросил профессор. — Не зря верил в тебя Жора. Знал, что за такое ты зубами уцепишься. А я, старый пень, не верил. Брюсову камеру ищешь?