Жюль Верн - Клодиус Бомбарнак (перевод Е. Брандиса, Н. Брандис)

— Фарускиар?! — восклицают пассажиры, и большинство из них отказывается верить обвинителю.

— Как, — недоумевает Попов, — сам директор правления дороги, который так мужественно вел себя во время нападения разбойников и собственноручно прикончил Ки Цзана?

И тут я больше не могу сдерживаться.

— Майор не ошибается, — говорю я, — крушение — дело рук Фарускиара.

И, ко всеобщему изумлению, рассказываю то, что мне стало известно благодаря случаю. Но пока молчу о Кинко и его доблестном поведении. Я еще успею воздать ему должное.

— Теперь вы видите, господин Бомбарнак, что мои подозрения были не напрасны? — говорит майор Нольтиц.

— Да, и признаюсь без ложного стыда, что меня обмануло мнимое благородство этого проходимца.

— Господин Клодиус, — вмешивается в разговор первый комик, — напишите о случившемся роман, и все будут говорить, что это неправдоподобно.

Пожалуй, господин Катерна прав. Но то, что в романе кажется совершенно неправдоподобным, нередко случается в жизни.

Многие считают невероятным наше чудесное спасение, не зная, как его объяснить. Только мне одному, посвященному в тайну Кинко, известно, почему локомотив был остановлен на краю пропасти загадочным взрывом.

Теперь, когда опасность миновала, следует принять меры к возвращению поезда на линию.

— Сделать это очень просто, — говорит Попов. — Нужно только, чтобы некоторые из вас смогли потрудиться на общую пользу.

— Согласен! — восклицает господин Катерна.

— Что от нас требуется? — спрашиваю я.

— Дойти до ближайшей станции, то есть до Шоуяна и телеграфировать оттуда в Тайюань, чтобы поскорее прислали вспомогательный локомотив.

— Далеко ли это отсюда? — спрашивает Фульк Эфринель.

— Мы находимся сейчас приблизительно в шести километрах от начала Нанкинской ветки, — отвечает Попов, — а от разъезда до Шоуяна еще километров пять.

— Итого одиннадцать, — говорит майор, — не так уж далеко.

Хороший ходок пройдет это расстояние часа за полтора. Следовательно, локомотив из Тайюаня будет здесь часа через три.

Я готов пойти.

— Чем больше нас соберется, тем лучше, — заявляет Попов. — Как знать, не встретим ли мы на дороге Фарускиара и его сообщников?

— Вы правы, — соглашается майор Нольтиц, — и потому необходимо как можно лучше вооружиться.

Действительно, предосторожность не лишняя, так как разбойники должны находиться где-нибудь неподалеку от долины Чжу. Правда, как только они узнают, что просчитались, то постараются улизнуть. Вряд ли бандиты осмелятся напасть вшестером на сотню путешественников, не считая китайских солдат, охраняющих императорскую казну.

Двенадцать пассажиров, среди них Катерна, Пан Шао и я, вызываются сопровождать майора Нольтица. Попову мы все единодушно советуем не покидать поезда — и без него сделают в Шоуяне все, что требуется.

Вооруженные револьверами и кинжалами, в половине второго пополуночи, мы быстрым шагом направляемся к разъезду и, несмотря на темноту, менее чем через два часа благополучно достигаем станции Шоуян.

Разбойники нам на пути не встретились. Пускай их разыскивает теперь китайская полиция. Но найдет ли? Желаю ей успеха, но, по правде говоря, не очень-то в него верю.

Пан Шао вступает в переговоры с начальником станции, и тот дает телеграмму в Тайюань с просьбой немедленно прислать локомотив на Нанкинскую ветку.

Уже брезжила заря, когда мы вернулись на разъезд и остановились там в ожидании локомотива. Через три четверти часа послышались далекие гудки.

Машина забирает нас на тендер, сворачивает на ветку, и уже через полчаса мы на месте.

Рассвело настолько, что можно окинуть взглядом окружающее пространство. Никому не говоря ни слова, я принимаюсь за розыски останков несчастного Кинко и не нахожу даже клочков от его одежды.

Так как путь здесь одноколейный и нет поворотного круга, локомотив пойдет до развилки задним ходом. Взорванный паровоз и поврежденный тендер будут вывезены позже. Багажный вагон с ящиком — увы, пустым ящиком! — моего несчастного румына оказывается теперь в хвосте поезда.

Перейдя стрелку, локомотив повернул в сторону Шоуяна. Вагоны были отцеплены и за разъездом составлены в прежнем порядке. В пять часов пополудни мы ехали уже с обычной скоростью по провинции Чжили.

Мне нечего сказать об этом последнем дне путешествия. Замечу лишь, что китайский машинист даже и не старался наверстать потерянное время. Но если для нас еще несколько часов опоздания не так уж много значат, то совсем иначе относится к этому барон Вейсшнитцердерфер, который должен сесть в Тяньцзине на пароход в Иокогаму.

И действительно, когда мы остановились около полудня на вокзале в Тяньцзине, немецкий «globe trotter» [103] Турист, торопливо осматривающий достопримечательности. В буквальном переводе — «топтатель земного шара» (англ.). соперник мисс Блай и Бисленда, бомбой вылетев на платформу, узнал, что иокогамский пароход покинул порт за три четверти часа до нашего прибытия и в эту минуту уже выходил в открытое море.

Злополучный путешественник! Нечего удивляться, что на наш поезд изливается целый поток тевтонских ругательств, которые барон посылает «с бакборта, с штирборта и с обоих бортов сразу», как сказал бы господин Катерна. Но не будем слишком строги! Сейчас у него есть все основания браниться.

В Тяньцзине мы задержались только на четверть часа. Да простят мне читатели «XX века», что я не мог посетить этот китайскийгород с полумиллионным населением; город с многочисленными пагодами; европейским кварталом, где совершаются крупные торговые сделки; набережной реки Хайхэ, по которой вверх и вниз снуют сотни джонок… Повинен в этом Фарускиар, заслуживающий самой суровой кары уже за одно то, что помешал выполнить подобающим образом мои репортерские обязанности!

Последний этап нашего длинного пути не был отмечен никакими из ряда вон выходящими событиями.

Однако всему на свете бывает конец. Кончилось и наше путешествие в шесть тысяч километров по Великой Трансазиатской магистрали. По истечении тринадцати суток, час в час, минута в минуту, не считая однодневного опоздания, наш поезд останавливается у ворот столицы Поднебесной империи.

— Приехали, Пекин! — громогласно объявляет Попов.

Пассажиры выходят из вагонов. Четыре часа вечера.

Если вы провели в поезде триста двенадцать часов, то вряд ли захочется броситься с места в карьер осматривать город — что я говорю! — четыре города, включенных один в другой!

Впрочем, времени у меня достаточно, так как намерен провести в Пекине несколько недель. Сейчас самое главное — найти приличную гостиницу. Наведя справки, узнаю, что европейским вкусам больше всего соответствует «Гостиница десяти тысяч снов», находящаяся неподалеку от вокзала.