Святослав Логинов - Яблочко от яблоньки

"Может, староверы? - продолжал мучиться Ефим. - Они пришлых не любят, у них, говорят, даже кружка есть специальная для чужих - так и называется: поганая. Да нет, ерунда, чего тогда говорят по-тарабарски?

Возле колонки - должно быть той самой, что свинчена в его подземелье - Ефим заметил еще одну фигуру. Опять женщина - не иначе у них тут матриархат - но на этот раз помоложе, не совсем старуха. Женщина, расплескивая серебристые капли, сняла с крана ведро, поставила его рядом с другим, уже полным. Зацепила дужку ведра крюком коромысла, затем, изогнувшись странным, немыслимым для человека образом, подхватила вторым крюком другое ведро, а коромысло при этом как бы само очутилось на плече. Неведомое, сверхъестественное умение, еще одна тайна здешней жизни. Не оглянувшись на Ефима, женщина пошла по протоптанной вдоль обочины стежке. Капли срывались с покачивающихся ведер.

- Сударыня! Гражданочка! - крикнул Ефим и припустил бегом. - Я сторож тут со складов. У меня часы встали. Где можно время узнать?

- Neka nesaprotu, - сказала женщина то ли Ефиму, то ли самой себе.

- Вы что, с ума посходили все? Ефим загородил дорогу. - Я вас по-человечески спрашиваю: который час?

- Tu, maita, mani neaztiec! - теперь местная Венера точно обращалась к нему. - Rokas nost!

Ефим по-прежнему ничего не понимал, но движение, которым сопровождалась странная речь, недвусмысленно показывало, что сейчас одно, а возможно и оба ведра будут выплеснуты ему на голову. Вода даже на вид была холодной, ничуть не хуже, чем в роднике. Кроме того, у дамы есть еще коромысло. Ефим отступил в сторону.

- Дура! - истово сказал он.

- Ei tu dirst! - отпарировала собеседница, не оборачиваясь.

Походка у нее была не по возрасту легкая, коромысло приучает красиво ходить.

Ефим сам не помнил, как вышел из деревни и направился в обратный путь. Шел, стараясь понять или хотя бы просто уложить в голове происшедшее. Думалось трудно.

Может, у них свой говор? Вроде мазовецкого языка? Какой-нибудь разбойный язык. Прежде в этих краях целые деревни жили разбойным промыслом, на большую дорогу ходили. Стоит на карту взглянуть, как села называются? Большие Воры, Малые Воры, Сокольники, Лихославль, Люта... Только как они уцелели, такие дремучие? Хотя, может потому и уцелели. А все, что получше - погибло. Путило говорил, тут прежде сады были. Где они? Торчат местами на крутизне останцы от яблоневых массивов. Старые бесплодные. Редко какое из этих деревьев выхолит и уронит дивный плод напоминание о том, что не просто абы что растет здесь, а лучшие из лучших сортов.

Сад здешний был, конечно, не торговый, а скорее всего - обычный крестьянский, для своих нужд. На склонах, где ни пахать нельзя, ни с косой пройти, располагались, как правило, мужицкие сады. Но какие, однако, нужды были у тогдашних мужиков! А может - господский сад был. Места вокруг красивые. Стояла на холме усадьба, от которой ныне и камней не сыскать, вокруг зеленел сад, скакали по аллеям всадницы в ярких амазонках, вечерами из комнат доносились звуки фортепиано.

А возможно, и скорее всего, все было не так. Слишком уж эта картина отдает литературщиной, Толстым да Тургеневым. "Все врут календари", люди жили иначе, чем можно себе представить, но одно держим за верное: поля тогда не вырождались под сорной ивой, и никто не пилил яблонь. Просто было чуть больше людей с живою душой.

Куда они делись, знатоки и ревнители садоводства, патриоты русского яблока, прославившие отечественные сорта? Где вы, братья Гозер, пастор Авенариус и Иван Николаевич Гангардт? Вернитесь, граф Клейнмихель - без вас не растет на Руси белое свечковое яблоко и пипка лимонная. Ольга Александровна Кох, где ваши карликовые ренетки, прозванные медуничкой за вкус и цвет? Госпожа Янихен, Вера Козьминична, хутор Сергеевка снесен с лица земли, нет больше сада на двухстах десятинах, и ничего нет. Куда делись псковские садоводы: Бельский, Гартциус, Мальм и господин со странной фамилией Иванов, год за годом поставлявший миру лучшие образцы антоновки обыкновенной? Все забыты, одного Ивана Владимировича Мичурина из города Козлова Тамбовской губернии помнят и то в основном по анекдотам.

Ветер дует над пожухлой травой на месте бывших образцовых мыз и торговых садов, топорщат в небо безлистные сучья случайно уцелевшие корявины. Осень. Начало октября. Яблочная пора. Она теперь яблочная больше по названию. Ушли славные люди и умерла русская слава. Один нувориш Путило хоронит в бетонном склепе остатки того, что было. Воистину, "то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет".

Ефим вышел на склон, свернул к доту. Сквозь амбразуру не было видно ничего. Интересно было бы отыскать эту точку изнутри. Скорее всего, там пусто, но все равно, интересно посмотреть. И ведь что замечательно: как они парами стоят - дот, а напротив яблоня. Может и вправду дерево добра и зла лучше всего растет на крови? Прежде считали, чтобы плодовое дерево скорей принесло урожай, надо при посадке закопать под него селедку. Ну а, чтобы дольше плодоносило - кровушкой землю спрыскивать.

Проскальзывая в полегшей траве, Ефим спустился к яблоне. Немного не доходя, остановился. На земле лежало тяжелое, желто-зеленое в красноватых пестринах яблоко. Поземковое - старинный польский сорт, вкусом напоминающий садовую землянику.

Медленным заученным движением Ефим поднял яблоко, обтер рукавом плаща, надкусил. Нежная рассыпчатая мякоть таяла во рту. Ефим не чувствовал вкуса.

Психологи называют это состояние "ложная память", а если хотят выглядеть особо умными, говорят: deja vu. Хотя, ничего ложного в его состоянии нет - вчера он точно так же стоял на склоне и ел яблоко. Странного в его находках тоже нет, не под березой же он поднял это яблоко. Яблоко от яблоньки, как говорится, недалеко катится. Оно и есть недалеко правда, вверх по склону. Но это уже какая-то флюктуация. Нечего голову по пустякам ломать, домой пора, обед варить.

Подземелье встретило его привычным холодом и затаившейся тишиной. Ефим набрал внизу сетку штрифелей, вернулся в дот и заложил засов. Поковырялся в шкафу, выбрал пакетик куриного супа с макаронными изделиями и кашу московскую с мясом - тоже из пакетика. Пока закипала вода, сидел, жевал яблоки. Яблоки перед обедом не портят аппетит. Скорее - наоборот.

Обидно, что так получилось с часами. Странно и непонятно. Может, они нарочно - поиздеваться решили? Злобствуют, что Путило своего человека привез, а не кого-нибудь из местных нанял. Ну и пусть. Чем скорее он забудет о сегодняшнем походе, тем больше нервных клеток сохранит.

Суп кипел. Каша загустела и уже не булькала, а сыто пыхала на плите. Ефим добавил в кашу кусочек маргарина и перемешал. Вкусно пахло глютаматом натрия и сублимированным мясом.