Святослав Логинов - Картежник

На этот раз никто не пытался выяснять, кто Виноват, все дружно списали происшедшее на нечеловеческую заботу хозяев.

— Будем надеяться, — пробормотал Альфонс Дуэтто, — что они не только столы поставят, но не забудут и про угощение, раз уж свое нам захватить не позволили.

— Кто ж не позволил? — возразил Казин. — Могли бы нести хоть центнер всякой жратвы.

Господин Дуэтто изумленно глянул на крановщика, вдруг заговорившего по-итальянски, но возражать не стал, лишь посетовал (по-английски, чтобы и прочим понятно было):

— Еду должны были загрузить потом. В эту мышеловку даже ни один секретарь не успел войти, не то что повара.

— Сказано же было: шесть человек, — проворчал Казин на этот раз по-английски, — вот и надо было в это число и секретарей включать, и поваров, и хоть кого угодно. Захотели включить себя самих, ну и сидите голодные.

Казин тут же пожалел, что не вовремя напомнил о еде, которая если и может быть, то только у него в мешке, но дипломаты еще не успели проголодаться, а поскольку голодать им в жизни не приходилось, то они, за немногим исключением, обратили внимание не на смысл слов, а на то, как они были сказаны.

— Скажите, месье Казин, где вы изучали иностранные языки? — спросила Жаклин Шамо на родном прованском диалекте, который и в Париже не всякий поймет.

— В школе учил, — ответил не чующий подвоха Казин. — По немецкому — честный тройбан.

— Я же говорю, он замаскированный агент КГБ, — оседлал любимого конька профессор Липтон.

— То есть вы полагаете, что мы с вами разговариваем по-немецки? — Жаклин Шамо, не отвлекаясь, била в десятку.

— Как это — по-немецки? Мы на русском языке говорим.

— Инопланетяне, когда вы с ними договаривались, тоже на русском языке говорили?

— А то как же! Я по-ихнему не чирикаю.

— Скажите, месье Казин, эта способность у вас была всегда? Приходилось ли вам встречать людей, чей язык был вам непонятен? Какой-нибудь чрезвычайно экзотический язык…

— Откуда в деревне экзотические языки? — вступился за подопечного Петер Ивановитш. — Там всего два языка — блатной да матерный.

— А как же, приходилось, — не слушая генерала, разливался деревенский полиглот. — Цыгане, интуристы и лица кавказской национальности, они нарочно говорят, чтобы их не понять было. Но мне их понимать без надобности, я с этим народом дел не имею.

— Ясно… — протянула Жаклин Шамо.

— Ясно, что ничего не ясно, — возразил Пресняк.

Наступило молчание, интеллектуалы переваривали полученную информацию. А Казин, вооруженный лингвоаппаратом, вдруг понял, что баронская фамилия на самом деле звучит не очень-то благозвучно, красивое слово «шамо» по-русски означает «верблюд». Видать, были среди аристократических предков такие, что прославились надменной горбоносой внешностью и готовностью презрительно плюнуть. И сама баронесса неуловимо соответствовала фамилии, напоминая породистого и гордого зверя.

«Верблюдица», — уверенно решил Казин.

— Не исключено, — высказала предположение верблюдица, — что экстратеррестральная комплиментарность господина Казина обусловлена как раз его удивительными лингвистическими способностями…

— Либо наоборот, — добавил Домашен, — лингвистические способности есть следствие комплиментарного отношения инопланетян. В конце концов, мы так и не выяснили, обладал ли объект паранормальными способностями до вступления в контакт с чужими.

«Я те покажу — объект, америкашка недоделаяная!» — подумал Казин, но дипломатично не произнес ни слова.

Петр Иванович тоже ничего не сказал, но в его взгляде явно читалось сожаление:

"Такой интересный объект, его бы заранее изучить, выяснить, что к чему…

Проморгали, явно проморгали! Наша недоработка".

— Предлагаю утвердить господина Казина переводчиком при дипломатической миссии, — подал голос Сема Пресняк.

На том и порешили, благо что никакого более радикального решения принять просто не могли.

Дипломатический модуль пер через подпространство, скорость у него, как и прежде, была охрененная и даже того хлеще.

Hазбрелись по номерам поздно, так и не дождавшись ни обеда, ни ужина. Под вечер обсуждали в основном, когда звездовоз доберется к пункту назначения, будет ли там торжественная встреча и хотя бы легкий фуршет. В конце концов — должен быть, ведь не для того приглашали делегацию, чтобы заморить голодом…

Наконец угомонились, и Казин заперся в навигационной рубке. Теперь можно было разобрать вещи и определиться, как быть дальше. Ситуация Казину решительно не нравилась, вместо дружной команды деловых людей с ним летела шайка болтунов, не умеющая даже прокормить себя. А лететь, между прочим, предстояло еще больше суток, да и на месте, как догадывался Олег, фуршета ожидать не приходилось.

Прежде всего Казин попытался расконсервировать муровину, поскольку именно там находилось большинство имущества. К сожалению, в Крошечной навигационной рубке для этого оказалось недостаточно места, а выйти с муровиной в Зал крановщик-переводчик не успел. В дверь постучали.

Казин отворил и увидел Симеона Пресняка. — Тес!… — прошипел диссидент, приложив палец к губам, и на цыпочках проскользнул в комнату мимо удивленного Казина. — Ваш шеф, кажется, спит, и мы можем поговорить без свидетелей.

«Не о чем нам разговаривать, он перед смертью сказал!» — вспомнил Казин детский стишок, но, увидав, как господин Пресняк вытаскивает из портфеля фляжку с чем-то алкогольным, решил погодить с отпором и сначала выслушать гостя.

Пресняк окинул взглядом комнату, словно боялся, что тут могут оказаться посторонние. На рюкзаке взгляд его деликатно не стал задерживаться.

— За знакомство! — предложил директор МВФ, отвинчивая колпачок емкостью граммов сорок и наполняя до самых краев. — Прошу!

Казин принял колпачок с чувством человека, продавшего родину за чупа-чупс.

Напиток слегка напоминал болгарскую «Плиску», о чем Казин и сообщил немедленно.

— Как же, помню! — закивал Пресняк. — Было когда-то такое убожество!

Виньяк а— ля коньяк… Не беспокойтесь, Олег, это совсем на немножко лучше.

Он налил себе вполовину меньше и, произнеся: «Чтоб мы так жили!» — опрокинул колпачок в рот.

— Забористая штучка! — произнес он, посмаковав ощущения. — К ней бы пожевать чего-нибудь. Вообще-то коньяк сыром полагается закусывать. Помнится, в годы нашей с вами юности неплохим сыром считался «Эмменталь». Но дорогущий был, зараза! А еще «Поларис», литовский сыр по рупь десять, не помните?

— Сыра нет, — хмуро ответил понявший намек Казин, нырнул в рюкзак и добыл сушеного подлещика, пожертвованного теткой Фаней.