Генрих Альтов - Создан для бури (сборник)

Однажды меня осенила следующая мысль. Природа изобрела систему кровообращения в те далекие времена, когда в обществе было принято передвигаться на четырех лапах. Сердце, играющее роль насоса, располагалось на одном уровне с головой и, как бы это сказать, всем остальным. Но человек перешел от горизонтального образа жизни к вертикальному. И сердце (которое насос!) вынуждено теперь работать в более тяжелых условиях.

Между прочим, обезьяны прекрасно это понимают. Поэтому любимое их занятие — висеть на дереве вниз головой, зацепившись хвостом за сук. От периодического прилива крови к голове сосуды то расширяются, то сжимаются. Отличная тренировка.

К сожалению, человек лишился хвоста (в значительной мере — и деревьев). Пришлось постоянно ходить вверх головой. А тут еще мозг усложнился (так, во всяком случае, утверждают). Сердце должно было преодолевать сопротивление множества узких и высоко расположенных сосудов. Отсюда все беды: от головной боли до кровоизлияния в мозг.

Йогам потребовалось всего семь тысяч лет, чтобы прийти к системе физкультуры (хатха-йога), стихийно основанной на стремлении вернуть человека к позам, типичным для животных. Об этом свидетельствуют даже названия упражнений — «поза верблюда», «поза змеи», «поза крокодила»…

Так называемое «полное дыхание» йогов — это именно тот способ, которым дышат животные, хотя они, скорее всего, не знают о системе йогов. Во всяком случае, кот, на котором я ставил контрольные опыты, наверняка не знает о хатха-йога. Это ленивый и невежественный кот. Просто удивительно, что дышит он только по системе йогов!

Теперь, надеюсь, вам понятно, почему я каждое утро четверть часа стою вниз головой.

В то утро я только-только пристроился вверх ногами и сосредоточился на полном дыхании, как появился изобретатель. Он проник через щель в заборе.

— Доброе утречко, — бодро сказал он. — Занимаетесь?

Он ходил вокруг меня, хрустел пластмассовым плащом и непрерывно верещал. Я закипал молча, потому что полное дыхание никак нельзя совместить с разговорами.

— Ради бога, не спешите, — просил он. — Я подожду. Очень интересно, очень интересно…

Я не спешил. Я отстоял свои пятнадцать минут и только тогда вскочил, чтобы выложить ему ряд мыслей и пожеланий. И вдруг я увидел его глаза. Они были совсем черные, то есть белки глаз, радужная оболочка — все было черным!

— Вот вы, наверное, думаете, что это черные контактные линзы. — Он радостно хихикнул. — Нет. Не-ет! Это я покрасил глаза. Краска вместо солнцезащитных очков. Две капли на день. По вечерам можно смывать. Удобно, дешево.

Я с энтузиазмом пожал ему руку и сказал, что сейчас придет дежурный врач и можно будет договориться, чтобы его поместили в мою палату.

— Что? — пролепетал он. — Что вы сказали?

Я повторил, добавив несколько впечатляющих деталей. Он побледнел. Это было шикарное зрелище: выкрашенные в черное глаза на физиономии мучного цвета.

— Так, значит, здесь… того… А мне говорили совсем наоборот…

Он тихо двинулся от меня задним ходом.

— Не пожалеете, — доверительно сообщил я. — У нас тут волейбол, телевизор. Лодка с вечным двигателем…

Он пискнул, отскочил бочком к забору и юркнул в щель.

Так вот, эксперимент начался по-настоящему только на четвертые сутки. В пять утра отчаянно заголосили три звонка контрольной системы (в ответственных случаях я предпочитаю иметь солидный запас надежности). Мальчишка дежурил у себя в институте. Мы с Вениамином Николаевичем бросились на веранду, к голубятнику.

Автоматика не подвела! В пенальчике Антония и Клеопатры (голубятник был разделен на аккуратные фанерные пенальчики) лежали два свеженьких яичка. Мы выбрали одно, показавшееся нам более крупным, отметили его и вернули взволнованной царице.

— Превосходно! — объявил Вениамин Николаевич. — Теперь остается вовремя включить палеофиксатор и…

Спать мне уже не хотелось, поэтому я спросил Вениамина Николаевича:

— А зачем, собственно, людям нужны птеродактили, ихтиозавры и прочие мегатерии?

Упшинский возмущенно фыркнул. В стеклах его очков отражался голубятник.

— У вас никогда не было настоящего воображения! Да, да, не спорьте… вы что — не знаете, зачем они нужны? Ну, хотя бы для вашей же палеобионики. Вообще — для науки. Наконец, для людей.

— В смысле животноводства? — спросил я. Все-таки было любопытно, почему Вениамин Николаевич так уверовал в великое будущее палеофиксатора.

— И в смысле животноводства тоже. Можете не улыбаться. Вы когда-нибудь пробовали черепаховый суп? То-то! Так почему вы думаете, что суп из какого-нибудь допотопного архелона будет хуже? Наконец, как вы смотрите на другие планеты?

Я заверил Вениамина Николаевича, что в данный момент никак не смотрю на другие планеты.

— Вы эти шутки бросьте, — рассердился он. — Ведь черт знает, какие там условия. У вас есть гарантия, что коровы приживутся где-нибудь на Венере лучше, чем те же архелоны?

Клянусь, эту идею ему подкинул мальчишка! Но, в общем, было приятно сидеть на веранде, смотреть, как сверху, с деревьев, спускается розоватый свет утреннего солнца, и слушать рассуждения Вениамина Николаевича о перспективах промышленного разведения динозавров на Венере.

— Наконец, — продолжал Вениамин Николаевич, — взгляните на это с философской точки зрения.

Я признался, что давно испытываю желание взглянуть на динозавров с философской точки зрения. Однако Упшинский уже не обращал внимания на мои реплики. Засунув руки в карманы пижамы, он размашисто вышагивал по веранде (доски жалобно скрипели) и выкладывал свои философские соображения.

Между прочим, соображения довольно любопытные. Как только появится свободная неделька, я упрошу Вениамина Николаевича изложить их на бумаге. Получится брошюрка, которую можно будет назвать «Некоторые философские аспекты динозавроводства».

Главная мысль в том, что решена проблема, которая считалась абсолютнонеразрешимой. Настолько неразрешимой, что над ней даже не думали. Следовательно, надо браться и за другие проблемы такого типа, их тоже можно решить. «Мы нашли реальный (хотя и частичный) путь к созданию своего рода машины времени…» В таком вот духе. Отличная будет брошюрка!

Но, если говорить откровенно, в создании динозавров действительно есть что-то волнующее. Я лично начал волноваться после того, как яйцо подверглось обработке на палеофиксаторе. Процедура, кстати, непродолжительная. Восемь минут, включая некоторые подготовительные операции. Машиной управлял Дерзкий Мальчишка. Вениамин Николаевич нежно прижимал к груди рассерженную Клеопатру. Я сфотографировал всю компанию, снимки получились удачные.