Журнал «Если» - «Если», 2004 № 04

Мальчик наблюдал за ним, широко раскрыв глаза. Возможно, он понял. А может, лишь сделал вид, что понял.

Возможно, и капитан Джон Макшард лишь сделал вид, что не понял слов Мерседес о том невозможном будущем. Он не сказал девушке, кем нужно стать, чтобы повести «Герцогиню Мальфи» сквозь пространство и время. И кем надо перестать быть.

Он был нежен, когда проводил ее домой из космопорта, привез ее и мальчика к большим дверям дома ее отца, поцеловал в щеку и попрощался в последний раз.

Она крепко держала мальчика за руку. Тот стал ее связью с мечтой. Девушка сказала, что даст ему лучшее образование, какое только можно получить.

А потом мальчик и девушка смотрели вслед уходящему капитану Джону Макшарду.

Его безупречное тело неожиданно превратилось в силуэт на фоне огромного алого солнца, садящегося за марсианский горизонт. Полоски красной пыли танцевали вокруг его ног, пока он уходил по дорожке поместья Морриконе, окаймленной искусственными кедрами и голографическими фонтанами. Он подошел к воротам, собрался было обернуться, но передумал и зашагал дальше.

Утром девушка и мальчик снова стояли вместе на станции Старый Марс, когда «Герцогиня» стартовала к новым мирам за Плутоном, где, как полагал капитан Джон Макшард, он найдет то, что ищет.

Он обрел нечто большее, чем космическая энергия, затаившаяся в недрах его оружия. Теперь он знал, что такое любовь — обычная, достойная, радостная человеческая любовь. Он испытал ее. И она все еще грела его душу.

Корабль плавно мчался вперед, ведомый собственным разумом. Капитан отвернулся от приборов и налил себе «Вихревой воды», в чем уже давно нуждался.

Разглядывая великий гобелен звезд, размышляя о всех этих мирах и расах, которые должны их населять, капитан Джон Макшард на время позабыл о приборах.

Подобно дикому существу, каким он и был, он стряхнул с себя пыль, ужас и воспоминания о любви.

К тому времени, когда звездолет пролетал мимо Юпитера, капитан Джон Макшард вновь стал прежней личностью. Он похлопал по контейнеру с «бэннингом». Теперь его оружие заряжено жизненной силой богов.

И вскоре он сможет начать охоту на действительно крупную дичь.

Межзвездную дичь.

Перевел с английского Андрей НОВИКОВ

Ларец на дубу, яйцо в ларце… — сказала она, и ее пухлые губы задрожали.

— Я это уже слышал. Дальше, дальше-то что? — его голос был тверд, хоть дрова им руби.

— Ты мне ломаешь волю, в отличие от него, — она сбилась на шепот.

— Я тебе не только волю, но и еще кое-что сломаю, — он сразу понял, что переборщил, и заговорил с медово-бархатными обертонами. — Но мы же с тобой все заранее спланировали, Марьюшка. А сейчас время теряем, драгоценное, системное. И другие ресурсы. Он же тебя к сожительству принуждал, сама говорила.

— Не принуждал, а предлагал. Потому что он — одинокий. И если я отказывалась, то сразу переводил разговор на другое… Ну хорошо-хорошо, Свет-Иванушка. Игла в яйце. А в игле, как и полагается, смерть, — она смахнула слезу расписным платочком. — Он добрый со мной был, чудесами развлекал, почти не неволил. Пообещай мне, что он хоть мучиться не будет.

— Мучиться не будет, — охотно подтвердил Иван-царевич. — Если не станет брыкаться.

Его накачанная рука легла на мощный лук из турьего рога. Его посвист собрал отряд благодарных животных. Среди них особенно выделялся заяц с подлыми человеческими глазами.

— Равняйсь! Смирно! Отряд построен, — доложил заяц.

— Вольно, — Иван-царевич обошел строй благодарных животных, сканируя бдительным взглядом выражения мохнатых морд. — Ежели кто струсит, будет иметь дело лично со мной. Вы все у меня условно живые. Кто не понял, выйти из строя. Желающие подискутировать есть? Желающих нет. Тогда вперед.

Через полчаса все было кончено. Щука, вынырнувшая из пучины морской, поспешно вложила в жилистую руку Ивана-царевича иглу с Кощеевой смертью.

— Такая маленькая штучка, — Иван-царевич аккуратно, почти нежно провел грязным ногтем по игле. — Ну что ж, раз дал слово не мучить, придется сдержать. Хотя, в принципе, я не против пыток, когда они уместны.

Он взял иглу посредине. Прежде чем сломать, еще раз поднес к глазам. Сладострастная улыбка заползла еще дальше на его левую щеку. Иван-царевич поднял иглу чуть повыше, чтобы она засияла в солнечных лучах, и, насладившись ее беззащитностью, легко переломил пополам своими крепкими пальцами.

А обе половинки бросил в сточную канаву. Наверное, из-за обуревавших его в этот миг мечтаний и надежд (грохну папу-царя, сам сяду на трон, шапку-мономашку буду носить набекрень) не заметил Иван-царевич легкого бурунчика, появившегося на поверхности грязи.

Подождал витязь. И ничего. Улыбка сползла с левой щеки. Тучи занавесили солнце, наступила поздняя осень.

Кощей Бессмертный остался в живых, по крайней мере никакого страшного предсмертного вопля ни в одном диапазоне.

А вот у Лукоморья, сбивая птиц, разнесся страшный матерный крик Ивана-царевича.

Прошло три кольцевых года, с тех пор как Тридевятое царство было отключено от каналов гуманитарной колдовской помощи. Этого вполне хватило для того, чтобы некогда славная волшебная мельница Сампо заросла наноплесенью, а цеха завода «Серп Фрейи и молот Тора» превратились в тухлые отстойники. Даже большинство золотых букв из вывески «Добро пожаловать в Тридевятое царство» отвалилось от небосвода. Так что при торжественном подъеме солнышка ясного по утрам виднелось только «о жало дев».

Какое-то время здесь еще суетились мерлины из гильдии «Сыны богини Дану», но у них были проблемы с первоэлементами, поэтому они исчезли, забыв даже внести арендную плату местному князю тьмы. Больше охотников использовать Сампо не нашлось. Особенно после того, как благородные сиды устроили здесь зачистку местности от еретиков из секты Mathematical Way.

Дед, хозяин низкопробного кабака, вытащил из теплого уголка гоблина по имени Репа (тот был по формату неудачным унтертехом) и велел вынести мусор, скопившийся за последние кольцесутки.

Чемоданного вида карла навьючил мешки со всякой дрянью на свои широкие армированные нанотрубками плечи и отправился на свалку.

Было, конечно, темно, но тепловидящий Репа не нуждался в свете. По лени своей он быстро нашел свободное местечко поближе к воротам и сгрузил мешки, распугав стайку диких коловертышей, занимавшихся здесь платонической любовью.