Джефф Хетч - «Если», 1997 № 10

С другой стороны, куда немцам без их ordnung’a. Литературным выражением этой почти национальной тяги к порядку, социальному идеалу общества, заведенного как часы, стала немецкоязычная утопия. Здесь ряд имен не менее впечатляющий — хотя многие из них отечественному читателю практически не знакомы.

Почти век понадобился европейской общественной мысли нового времени, чтобы вслед за книгой Томаса Мора, давшей название жанру, «раскачаться» на вторую по счету утопию: ею оказался «Христианополис» (1619) Йоханна Валентина Андреа. А наибольшее количество утопий пришлось на канун нашего столетия, попытавшегося реализовать на практике многие из подобных проектов и цену за то заплатившего, как мы понимаем сейчас, на исходе его, дорогую.

Были в Германии, как положено, утопии патриархальные и технократические, религиозно-мистические и социалистические, преисполненные шовинизма и проникнутые пафосом интернационализма… Достаточно упомянуть две из них, чтобы показать широту охвата.

О технократической утопии австрийца Теодора Герцки «Земля свободных» (1890) в нашей критике писали много — не в пример другому, не менее значительному произведению, которое стыдливо обходили молчанием. Почему — понятно. Ведь трактат-роман «Новая родина» (1902) одного из крупнейших теоретиков сионизма. Теодора Герцля — это, по замечанию критика, единственная литературная утопия, которая, пусть и с издержками, но реализовалась на практике.

Если же окинуть взглядом диапазон литературный, художественный, то на одном краю его расположится откровенно популяризаторский «Туннель» Бернхарда Келлермана, книги местного «жюль верна» — Курда Лассвица и местных же «Циолковских» — пионеров космонавтики Гайля, Оберта и Валье. А на другом, бесконечно от них далеком и как бы уходящим за горизонт конце спектра, один из литературных шедевров XX века— «Игра в бисер» Германа Гессе 16 16 Где-то посередине заблудился еще и Альфред Деблин со своими «Горами, морями и гигантами» (1924)… .

И наконец, спектр политический. Тут в предыстории немецкой фантастики, кроме одиозных и однозначных фигур Ганса-Хайнца Эверса и Ганса Доминика, начинавших с лозунга «техника — молодежи», а затем совершивших закономерную эволюцию в сторону «арийской крови» и Deutschland liber alles, следует упомянуть еще и странную супружескую пару, впоследствии распавшуюся как раз «через политику». Это гениальный режиссер немого кино, автор «Метрополиса» Фриц Ланг, эмигрировавший в Америку после прихода Гитлера к власти, и его жена, автор сценариев к его фантастическим фильмам и последующих новеллизаций — Tea фон Харбу. Активист нацистской партии, литературная гордость рейха…

К чему привела эта двойственность немецкого сознания, хорошо известно. К расколу уже не одной конкретной «фантастической» семьи, а и всей национальной фантастики.

С той поры та Германия, которую назвали Западной, по сути, ничего нового в НФ не сказала. И на имена оказалась не плодовита.

Один сколько-нибудь заметный писатель-фантаст Герберт Франке, основная масса переводов которого поспела у нас аккурат к 1991 году. Любопытный масс-литературный феномен под названием «Перри Родан» (серийный «антигерой» со всеми родовыми пятнами iibermensch’a — только не арийского, а англосаксонского); правда, любопытный скорее политологам, социологам, психологам, психиатрам, критикам, наконец, но никак не читателям, воспитанным на «серьезной» фантастике. И все 17 17 На критиках, редакторах и издателях — например, том же Роттенштайнере или Вольфганге Йешке, который и сам баловался фантастикой, — я не останавливаюсь. Подробнее о фантастике довоенной Германии и ФРГ смотри в моей вступительной статье к сборнику Г. Франке «Стеклянная западня» (М. 1991). . При том, что прилавки Западной Германии были завалены фантастикой. Американской, английской и советской, выпускаемой, в основном, у соседей-соп-леменников в бывшей ГДР!

«Гэдээровская» фантастика, на мой взгляд, во многих отношениях оказалась интереснее своей единоутробной сестры, оказавшейся за Берлинской стеной.

Местный послевоенный урожай фантастики «ближнего прицела» пропускаю: никому из читателей не знакомы имена Дель Антонио, Раша, Крупката и других. Однако уже в конце 1970-х ситуация изменилась: в ряды научных фантастов ГДР влился отряд молодых авторов, которые в упомянутый прицел никак не попадали и, в большинстве своем, счастливо избежали прицелов иных…

Ситуация в ГДР, как рассказывал мой друг на протяжении вот уже двух десятилетий Эрик Зимон, фантаст, редактор и переводчик, — была существенно иной, чем в нашем отечестве. В чем-то еще более «режимной», а в чем-то и более расслабляющей.

У них не было нашего иезуитского и поднаторевшего в идеологических боях Госкомиздата, его заменяло идеально дисциплинированное и организованное, как часы, Министерство (аналог Главлита), которое методично спускало четкие разнарядки издательствам — сколько и кого издавать. Причем, среди прочих критериев работы издательств учитывалось и такое: экономическая эффективность. Стругацкие шли нарасхват, Лем шел нарасхват, американцы шли нарасхват — и всех их рекомендовалось издавать. А чтобы поддержать отечественных авторов фантастики — то их издавать вменялось в обязанность.

Переводов издавалось немного — как и у нас в ту пору, но все-таки с «Левой рукой Тьмы» Урсулы Ле Гуин читателей ГДР познакомили раньше, чем нас. Как и с первыми книжными изданиями отдельных вещей Стругацких. А уж что издавали своего — так нам в годы застоя подобный либерализм и не снился!

В научной фантастике ГДР были свои «Хаксли» и «Оруэллы», множество «Кафок», «Свифтов», «Борхесов» и кого угодно. Кавычки в данном случае закономерны, ибо подражательство было налицо. Другое дело, что подражать можно разным авторам…

Конечно, сегодня я чуть идеализирую картинку, но пример этой страны еще тогда лишний раз убедил меня, что уж если выбирать из двух тираний — бюрократической и идеологической, то лучше ставить на первую. Тупую и идеально организованную машину всегда легче обмануть, нежели цензоров «идейных». Об этом многое могут поведать отечественные авторы-ветераны, еще помнящие о том, как сравнительно легко можно было обвести вокруг пальца наш заорганизованный и неповоротливый Главлит, но Госкомиздат — никогда…

По крайней мере, имена Стефана Хейма или супругов Браунов, Йоханны и Гюнтера, быстро оказались на слуху и у читателей по ту сторону Берлинской стены; в конце концов эти писатели закономерно обосновались в западногерманских издательствах, а Хейм — даже в американских. Что касается книг их коллег — Хайнера Ранка, Герхарда Бранстнера, Альфреда Лемана, Герта Прокопа, еще одной супружеской пары, Анжелы и Карлхайнца Штайнмюллеров, Эрика Зимона, Ганса Таубер-та, Бернда Ульбриха, Герберта Циргибеля, то у себя на родине они составляли заметную конкуренцию даже англо-американским переводам. Хотя за пределы тогдашней ГДР так, увы, и не вышли.