Александр Шалганов - «Если», 2001 № 06

— Ну, это еще ни о чем не говорит, — поспешил утешить он озадаченную Тамару. — Труппа мы молодая, работаем всего три месяца… Это тебе надо, Тома, по таким зеркалам побегать, которые уже несколько лет висят. Может, там что скажут.

— Но хотя бы взглянуть на него… — и рыженькая Тамара умоляюще покосилась в сторону серебристо-серой коробки павильона. Павильон висел в безликом пространстве — тусклый, тихий. Затаившаяся обслуга прислушивалась к разговору.

— На Василия? Зачем? Полгода назад Василия здесь тоже не было.

— Я понимаю… Мне только посмотреть: он или не он.

Отражения переглянулись.

— Да точно не он! — сказал Егор. — Кто бы с ним таким встречаться стал!

— Пьет? — быстро спросила Тома.

— Без просыху.

— А как бы на него все-таки взглянуть?

— Нету его, — объяснил дядя Семен. — Вызвали куда-то.

— Куда — не сказали?

— В вытрезвитель, скорее всего. Зеркало семь эр-ка шестьсот… шестьсот… Егор, у тебя вроде память получше!

Юноша наморщил лоб.

— Да нет… — сказал он. — По-моему, восемьсот, а не шестьсот… Восемьсот тридцать… Нет, не помню.

— Да он скоро вернется! — вмешался Леонид Витальевич. — Если желаете, в картишки пока перекинемся…

Машинально оглаживая вздернутую бровь, рыженькое отражение Тамары Истриной с несчастным видом смотрело в серую неопределенность Зазеркалья, собирающуюся местами в причудливо-однообразные слитки павильонов. Вдали вдруг косо воздвиглось — и заметалось, затрепетало нечто бесформенно-огромное, слегка напоминающее серебристый обмякший аэростат. Не иначе, какое-то зеркало вынесли из дома, и оно отразило целый пейзаж.

Тамара очнулась, вздохнула.

— Я тогда попозже к вам загляну, — сказала она. — Если вы, конечно, не против…

…Три мужские персоналии долго смотрели вслед цветному блику, скользнувшему в пыльное бесконечное никуда.

— Понял, о чем я тебе толковал? — ворчливо осведомился дядя Семен, обращаясь то ли к Егору, то ли к Арчеде. — Вот ведь угораздило бедняжку. Главное: талант, талант! Полгода к зеркалу не подходила, а ты погляди, как образ держит! Так-то вот, ребятки, — с горечью заключил он. — С бездарями небось ничего подобного не стрясется…

Домой Василий Полупалов так и не вернулся. Настала ночь. В павильонах, разумеется. Что же касается глубокого Зазеркалья, то здесь определить навскидку время суток — задача довольно сложная. Освещение одинаковое, серенькое. По бирже тоже не очень-то сориентируешься. Пожалуй, единственное отличие: днем более пустынно, поскольку все при деле. Зато по ночам персоналии покидают отражения темных комнат — и тут уж всяк развлекается в меру сил и способностей. Подчас можно подсмотреть забавные сценки: там бывший статист аттракциона кривых зеркал на потеху толпе вытворяет свои малоприличные дешевые трюки; здесь, пока хозяин с хозяйкой дрыхнут без задних ног, их копии, воровато озираясь, выносят из павильона отражение персонального компьютера и сразу же начинают яростно спорить, кто первый будет резаться в «Героев»…

Компьютера в квартире Василия Полупалова, как нетрудно догадаться, не водилось, поэтому дядя Семен, Егорка и Леонид Витальевич, ожидая возвращения загулявшего Василия, по старинке коротали время за картишками. В павильоне шепталась незримая обслуга. Голосов они старались не повышать — и не потому что боялись разбудить обитателей реального мира. Даже если какой-либо звук проникнет сквозь стекло, мы его все равно не услышим, поскольку в Зазеркалье он имеет совершенно иную природу. (Бряцание холодного оружия, якобы напугавшее Борхеса, видимо, не более чем поэтический образ.) Просто за трепотню на рабочем месте может влететь от распорядителя. Да и от персоналий тоже.

— А я вот по деревне скучаю, — признавался со вздохом кто-то из невидимых тружеников. — Ночью, в пруду… Бывало, звездочкой пошевелишь, так она задрожит вся, отзовется. А кругом-то, братцы вы мои, тишь… Луна еще не вставала. На небе — ни облачка… Благодать.

— Ну вот и оставался бы в пруду! Чего ж ты в зеркало-то полез?

— По культуре, братцы, истомился, по культуре! А теперь вот гляжу на бутылки эти пустые, на занавески нестираные и такая подчас тоска берет… Что я вообще отражаю! Эх…

— Эй, там, в павильоне! — сердито сказал Егор, которому на сей раз сильно не везло с картами. — Потише можно?

В серебристо-серой коробке испуганно замолчали, потом свели голоса до мышиного шороха и зашушукались снова:

— Вам, городским, этого не понять. К вам и луна-то в лужи не заглядывает. Одни фонари…

— Ну ты насчет луж — полегче. Я, если хочешь знать, вообще не из лужи.

— А откуда? Из гидранта, что ли?

— Выше бери! Из бассейна перед бывшим обкомом. Колоннаду отражал. При Андропове! Это тебе, кореш, не звездочками в пруду шевелить! Знаешь, какая ответственность? Чуть исказишь колонну — смотришь, а вокруг бассейна уже из КГБ ходят, к отражениям приглядываются. Того и гляди, воду сменят — с тобой вместе…

— Да уж… — отозвались, покряхтев. — При Андропове с этим было строго. Зато и порядок был!

— Вы заткнетесь там или нет? — повысил голос Егор.

— Да что, мы вам мешаем, что ли? — плаксиво спросили из павильона.

— Думать не даете.

— А чего думать, если играть не умеешь?

— Ох, вы у меня дождетесь! — пригрозил Егор, и обслуга примолкла вновь.

Близилось утро. Праздно блуждающих персоналий наблюдалось заметно меньше. Из соседнего, накрененного под углом в сорок пять градусов павильона, располагавшегося чуть ли не над головами играющих, уже доносился бодрый, как из репродуктора, голос тамошнего распорядителя:

— Потянулся, потянулся… Хор-рошо! Зацепил будильник! Шестой! Ты что, уснул? Будильник — на пол!

Там, надо полагать, с трудом пробуждался кто-то, кому уже к семи надлежало быть как штык на работе.

— Что ж с Василием-то? — задумчиво спросил Арчеда. — Неужели все-таки в ментовку загремел?

— Вернется, — успокоил дядя Семен.

— Да как сказать… Сейчас ментовка такая, что, бывает, и не возвращаются.

Женский визг в отдалении отвлек внимание игроков. Бросив карты, обернулись со скукой на шум. Тоже ничего из ряда вон выходящего — в одном из павильонов шел утренний супружеский скандал.

— Тварь, тварь! — придушенно рычало вдалеке. — Жизнь ты мою заела!

— Ну чего ты врешь?! — визгливо летело в ответ.

— Да-а… — завистливо вздохнул Леонид Витальевич. — Вот, я понимаю, занятость! С утра до вечера… Темперамент-то, темперамент! Есть, с чем работать… Дай мне волю — ух, как бы я скандалиста этого раздраконил! — Снова погрустнел, закручинился. — Где-то сейчас мой Арчеда обретается?

Дядя Семен гулко кашлянул.

— Отражал я одного режиссера, — многозначительно молвил он. — Ну, не его самого, конечно… Осветителя.