Александр Шалганов - «Если», 2001 № 06

— Васенька! — отечески ласково обратился к буяну дядя Семен. — Ты подробнее можешь?

Василий с трудом взял себя в руки и нахохлился вновь.

— Ну, в общем… — начал он еще глуше. — Прибыл, куда было велено, смотрю — ничего понять не могу. Мало того, что не ментовка: ни одного бродяжки в труппе — сплошь приличные люди… Ага, думаю, накладка… Хрен там — накладка! Слышу: «Василий Полупалов, ваш выход!» Подлетает партнерша… — С каждым словом отражение делалось мрачнее и мрачнее, того и гляди опять кулаком шандарахнет.

— Бабе лет под сорок… Холеная, вся в коже, воротник норковый. Причем не из этих, не из торгашей — культура чувствуется… Иду я с ней, дурак дураком, к павильону, а сам думаю: если у Васьки моего такие знакомые, то это что же получается? Получается, никакой он не алкаш! Совсем недавно с нарезки слетел.

— А я тебе о чем с самого начала твердил? — не устоял перед соблазном назидания дядя Семен. — С двойным дном твой Василий! У меня глаз наметанный, я не ошибусь! Вот если бы ты сразу прежней его жизнью поинтересовался…

— А как бы я это сделал? Он же мне свободной минуты не давал! Если выйдет на улицу, то до киоска — и обратно.

— Ну а ночь-то на что?

— Так он и ночью все время вскакивал, свет включал.

— Да ладно тебе, дядь Семен! — вмешался Егор. — Дальше гони, Вась!

Василий болезненно зажмурился, помотал головой.

— Стыдуха! — сдавленно признался он. — Позорище! Ну не было еще со мной такого… Черт бы драл эту старую знакомую! Как подменили Васятку моего! Я по эту сторону зеркала бомжа леплю, а он по ту сторону — интеллигента! Представляешь, Леня: в ритм попасть не могу!

Не зная, что ответить, Леонид Витальевич полез было снова за сигаретами, но, взглянувши на дядю Семена, спохватился и спрятал пачку.

— Самые лучшие бомжи как раз из интеллигентов, — с неловкостью проговорил он ни к селу ни к городу. Возможно, хотел утешить.

Судорожно вздохнув, Василий возвел покаянные глаза к дяде Семену:

— Короче, прав ты был, Сеня. Прав во всем. Тут не просто отражать — тут воспитывать надо.

Егорка взгоготнул. Дядя Семен насупился.

— Тоже смотри не переборщи, — сурово заметил он. — А то был уже случай. Взялся один такой воспитывать. Да кого! Сергея Есенина! Еще и в белой горячке…

— И что? — жадно спросил Егор.

— Ну, тот смотрел-смотрел, а потом как схватит трость — да по морде набалдашником! Зеркало, разумеется, вдребезги! Воспитатель! Такое место потерял!.. На бирже его с тех пор иначе как «Черный человек» и не звали.

— Почему черный?

— Потом объясню. У вас этого в лужах не проходили… Но ты, Вась, все-таки подробнее давай. Нас-то ведь твои дела тоже касаются…

Отражение Василия Полупалова покивало, сосредоточилось.

— В общем, из беседы их я так понял, — проговорило оно медленно и мрачно, — что запил мой Васек сразу же, как только жену схоронил. Запил, зеркало грохнул…

— Ага… — соображая, пробормотал Леонид Витальевич. Пальцы рук его танцевали, словно ощупывали какой-то незримый предмет. — Ну вот уже кое-что прорисовывается… То-то я думаю: неужели у него раньше в квартире ни одного зеркала не было?

— Грохнул нечаянно или нарочно? — уточнил дядя Семен.

— Нарочно. Померещилось ему что-то по пьянке.

— А что?

— Не знаю. При ней он говорить не захотел.

— При ком?

— Ну, при старой знакомой этой! У кого он сегодня ночь провел.

Отражения переглянулись, задумались.

— А вдруг… — замирающим голосом начал Егорка — и все обернулись к нему. Сглотнул, облизнул губы. — А вдруг он в зеркале жену увидел?

— Хм… Это в смысле — покойницу? — Василий и Арчеда озадаченно посмотрели на дядю Семена.

Тот мыслил. Губами жевал.

— Всяко бывает… — нахмурившись, молвил он наконец. — Если, скажем, зеркало занавесить забыли или простыня с него как-нибудь случайно соскользнула… Словом, если покойник в нем хоть раз отразился… тогда — да…

— И что за это? — мигом вклинился Егор, которого, по обыкновению, интересовало не столько преступление, сколько наказание.

— Ничего. Занавешивать надо. А вот если и занавесили, и простыня не соскальзывала, а отражение покойника все равно потом в зеркало влезло, тут уже серьезно. Тут — скандал. За такое вмиг квалификации лишат и из Зазеркалья вышибут…

— Куда?

— На улицу! Куда еще вышибают? И к бирже потом даже не приближайся — не пустят… Иди вон морды с ведрами в колодце отражай!

Василий вдруг забеспокоился, закрутил головой.

— Бугра бы нашего кликнуть! — озабоченно предложил он. — Разговор-то — по делу. Всех касается.

Персоналии оглянулись на коробку павильона, где вовсю шла подготовка к появлению хозяина квартиры.

— Ну что за освещение? Что за освещение? — раздавался изнутри раздраженный голос распорядителя. — Почему все такое блеклое? Оттенки — теплее. Еще теплее! Он же не с пьянки, он от женщины возвращается! Может быть, даже от старой своей любви! На всем должен лежать особый свет!

— Нет, не стоит, — решил дядя Семен. — Попозже.

— А что такое?

— Да Леня с ним опять повздорил. Вздернутый он сейчас. Лучше как-нибудь потом… Скажи, Вася, а не было намека, что соколик твой сам женушку в гроб вогнал?

Тот оторопел, заморгал.

— В смысле — пришиб, что ли?

— Нет. Если бы пришиб, он бы сейчас отражался не здесь. Он бы сейчас отражался в местах не столь отдаленных… время от времени… Как у них вообще с супругой в последние годы жизнь складывалась?

— Да хреново!

— Точно или догадываешься?

— Н-ну… когда о ней речь зашла, о жене его бывшей, эта его за лацканы хвать! Смотрит в глаза, зрачки у самой по семь копеек — и твердит, как заведенная: «Запомни: ты ни в чем не виноват! Ты ни в чем не виноват!» Значит, виноват в чем-то…

— Слушайте, господа! — с неожиданной бодростью в голосе произнес Леонид Витальевич. — А ведь у нас, оказывается, не все так скучно, как представлялось! Семейная драма, скелет в шкафу…

— Кстати… ночевали-то, надеюсь, не в разных койках? — кашлянув, спросил дядя Семен, чем сильно рассмешил Василия.

— Сень! Да у них полгода назад роман был! Васятка мой, оказывается, на развод подавал! Потом, правда, заявление забрал.

— То есть жена обо всем знала?

— Понятия не имею!

Помолчали. Тихий ангел пролетел. Или, как еще говорят, мент родился… Хотя, учитывая место действия, речь в данном случае могла идти лишь об отражении ангела. Или мента.

— Детей у них не было, — помыслил вслух дядя Семен. — Егорка — он от первого брака… Кстати, Вася, а как зовут эту старую любовь?

— Тома.

Все с интересом повернулись к Василию.

— А фамилия? Не Истрина, случайно?

— Спроси, чего полегче! — огрызнулся тот. — Что ж они, по-твоему, в постели друг к другу по фамилии обращались?..