Сьюзи Чарнас - «Если», 1998 № 01

— Ну и что?

— А то, что здесь не жалуют чужаков. У себя на возвышенности мы зовем их пришельцами с равнины. Если ты нагрянешь без приглашения вместе со своими силами вторжения, то кто-нибудь, перепившись, наверняка пару раз пальнет. Может, в тебя, а может, и в Мэйна — за то, что притащил за собой кого попало.

— Не посмеют. — Ее голос потерял прежнюю решимость.

Я вздохнул:

— Понимаешь, Кэрол, в одном из соседних городков человека пристрелили среди бела дня на главной улице, в присутствии сотни свидетелей. Убитого дружно недолюбливали, к тому же его смерть положила конец распре между двумя кланами. Эта смерть всех устраивала. Но нагрянула полиция, чтобы навести здесь свою равнинную законность. Если бы они кого-нибудь арестовали, это привело бы к возобновлению клановых распрей.

— И что дальше? Что удалось выяснить полиции?

— Ровно ничего, — ответил я ей. — Никто ничего не видел, так что и говорить оказалось не о чем. Учти, среди бела дня, на главной улице… Могильное молчание.

— Что ты пытаешься мне внушить?

— Мы здесь сами заботимся о своих, Кэрол. Позволь нам действовать по-нашему.

— Мэйн не имеет к вам отношения.

— Сейчас имеет. В данный момент он находится под защитой крупнейшего клана в графстве. Он в полном порядке.

— Чей это клан?

— Мой.

Ситуация у хижины изменилась незначительно. Оли и Мэйн сидели рядышком на скамейке. Мэйн внимательно наблюдал, как Оли чертит палочкой в пыли. Время от времени они припадали к банкам.

— Чего же ты тогда от меня хочешь?

— Осторожности. Приезжай, но только одна. Незачем тащить за собой свиту. Сначала убедись, что за тобой нет хвоста, а потом — милости просим. Можешь захватить любые средства связи. До твоего приезда я позабочусь о безопасности Мэйна.

— А что потом?

— Мы соберемся втроем и решим, как быть дальше.

— А следы? Что если за Мэйном увязался кто-нибудь с его корабля?

— Со всеми неприятностями мы справимся собственными силами.

Хотелось бы мне в это верить…

На этот раз молчание затянулось. Это уже походило на провокацию. Подобным штучкам меня учили на курсах по переговорам с террористтами, захватившими заложников. Длительное молчание вынуждает самого нервного заговорить первым. Но, как выяснилось, со мной не играют.

— Не нравится мне это, Тони. Однако у меня нет выбора. Придется поступить по-твоему.

— Отлично! — сказал я и перевел дух. Оказывается, я давно перестал дышать. — Дай мне еще разок Филлис. Я ей объясню, как тебе сюда добираться и где я буду тебя встречать.

— Хорошо. Соединяю.

Щелчок, тишина, новый щелчок — и я услышал голос Филлис.

— Итак, как ее доставить?

Я дал краткие указания. Филлис повторила все слово в слово, чтобы ничего не упустить.

— От нее самой этого никогда не дождешься, поэтому говорю за нее: спасибо, Тони! Спасибо за все.

— А сама она на такое не отважится?

— Никогда! И еще: этого она тоже не скажет, но она не хочет, чтобы ты уходил, — сказала Филлис.

— Откуда ты знаешь?

— Твое заявление об уходе так до меня и не дошло. Как лежало в конверте у нее на столе, так и лежит. Конверт по-прежнему заклеен-Как думаешь, почему?

Я смотрел на рябь, которую поднял ветер на озерной глади, на траву, колышущуюся на холмах. Оли и Мэйн развалились на скамейке И обменивались ленивыми репликами.

— Не знаю, Филлис. Не знаю…

— А ты подумай, Тони.

Я думал сразу о многом, пока мы с Мэйном возвращались в город. Я запихнул сверток с костями под сиденье и свернул на другую дорогу, вместо той, по которой обычно добирался до Оли. Это у меня профессиональное: меня приучили не пользоваться изведанными путями. Старые привычки отмирают медленно, к тому же порой бывает невредно попрактиковаться. Особенно когда вокруг города находят странные следы, принадлежащие невесть кому…

На двери дома красовалась записка: Роз и Стив находились в церкви, а мне предлагалось ехать прямиком на кладбище, куда уже отправился Боб.

Я переоделся и подвесил кобуру так, чтобы она не выпирала из-под пиджака. Мэйн счистил с подметок грязь и тоже переоделся. Мы встретились в кухне.

— Как я выгляжу? — спросил он.

Больше всего он походил на огромную росомаху с нелепыми руками. Казалось, он сейчас снова отправится на холмы, обсуждать с незнакомцами вкус рыбного самогона. Неудивительно, что следом за ним в город стремилась проникнуть всякая нечисть, а в мою жизнь — новые проблемы.

Но больше всего он походил на существо, находящееся под моим покровительством.

— Отличный вид! — похвалил я. — Едем.

Мы двинулись в объезд, не встречая по пути ребятишек: всех их отскребли, нарядили в платьица и костюмчики и отправили в церковь, на отпевание. Мы пересекли главную улицу и миновали вереницу машин, припаркованных у церкви.

Наша церковь методистская, со шпилем высотой в три этажа, торчащим над всеми прочими городскими постройками. Купол венчает огромный крест с облезлой позолотой. Беленые стены, в окнах витражи в человеческий рост, цементные ступеньки к двери — вот и вся картина.

— У вас в городе много разных конфессий?

— Не так много, как в других местах, но тоже хватает: методисты ходят сюда, у католиков есть за городом аббатство Синего Облака. Индейцы дакота ходят в вигвам к шаману.

— Твой клан принадлежит к этой церкви?

— Отчасти к ней, отчасти к другим.

Мы съехали с городской щебенки на сельскую. Казалось бы, щебенка — она щебенка и есть, но даже в Саммите существует различие между городом и остальной местностью. Разница невелика и неприметна для чужого, но мы-то чувствуем приглаженность городских улиц и уха-бы сельских. Вроде бы ерунда, но в баре у Сэма вспыхивали драки и по менее серьезным причинам.

Пока мы тряслись по сельскому бездорожью, в небе собрались тучи. Стало темно, как в сумерках. На ветровое стекло опустилась огромная снежинка, отказывавшаяся таять. Мы смотрели на нее, как на экзотическую бабочку из коллекции. Наконец она растаяла, оставив после себя грязный подтек.

Я повернул налево, к кладбищу. Теперь даже гравийное покрытие казалось нам роскошью: оно сменилось почти непролазной грязью. Грейдер наведывался сюда не чаще одного раза в год, и то лишь в случае, если в соответствующем году в бюджете графства удавалось наскрести деньжат. Я склонялся к мысли, что бюджет не позволял подобного баловства уже несколько лет кряду. Я прыгал по колеям, оставленным другими автомобилями; время от времени днище моей машины брало на себя работу грейдера, о чем свидетельствовал душераздирающий скрежет. Я поминутно менял правую сторону дороги на левую, левую — на правую. Мэйн держался стойко и знай себе глядел вперед.

Стоило дороге уйти в низинку — и мы оказывались посреди болота, заросшего камышом. По обеим сторонам торчали полусгнившие остатки изгородей, ощетинившиеся ржавой колючей проволокой. На любой сухой кочке восседала какая-нибудь птица — сойка, дрозд, на худой конец воробей, — провожавшая нас недоуменным взглядом. Я косился на Мэйна, дергавшего головой так же резко, как пернатые, и гадал, что творится внутри этой головы.