Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

Драгоценный Череп повернулся и посмотрел на меня в упор. Говорят, взгляд человека, который многих убил, становится словно пустым. Наиболее же выразительные, убедительно прекрасные глаза бывают у крупных хищных кошек. А во взоре бакаба я прочел холодное, привычное презрение, какое, наверное, видят свиньи в глазах работников бойни. И я испытал то же чувство, что и злоумышленник, пойманный полицией на месте преступления, когда он замечает свое лицо на экране камеры или его поливают нещадным светом прожекторы вертолета. У меня на глаза навернулись невольные слезы, я заморгал. Вдруг калебасы, стоящие на полу, задвигались, поползли на маленьких ручках, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять: это броненосцы, щитки которых усажены лазуритовыми штырьками. Животные были привязаны к полу лентой, пропущенной через одно ухо.

— Кто такой Микки-Маус? — спросил 2 Драгоценный Череп.

Мое сердце не то чтобы екнуло — оно сжалось в маленький плотный шар. Бакаб говорил по-английски.

Он не все гласные произносил правильно, но разобрать все же можно было — я не ослышался. Или… Нет, это невозможно. Голова у меня закружилась, а потом налилась свинцом.

— Я, который под тобой, отвечаю тебе, который надо мной, — машинально произнес я.

На каком языке я это сказал — на чоланском или на английском? Вроде на родном… Черт. Я, кажется, рехнулся. Ладно, буду говорить на английском. Поехали.

— Микки-Маус — не живое существо, а мультипликационный персонаж. Рисунок.

Молчание.

— Кто такой ахау поп Дитц’ни?

Что? Не понял. А, ясно.

— Ахау Дисней умер за два к’атуна до моего появления на свет, — ответил я. — Он был голосом Микки-Мауса. — Беседовать с бакабом, не изъявляя почтительности, было неудобно, поэтому я добавил: — Говорю я, который под тобой.

— Микки-Маус — это его уай?

— Нет, он всего лишь изображение… Кукла. Б’ашал.

— А кто твой уай, Джед-кас? — спросил 2 Драгоценный Череп. Трудно представить, что такой высокий голос, почти писклявый, может быть столь властным. Хотя «властный» для него слишком слабое определение. — Микки?

Не нравится мне это, подумал я. Словечко, которое он добавил к моему имени, означало «на тринадцать ступеней ниже меня». В общем, эй ты, там, у подножия социальной пирамиды. С такой презрительной кличкой ахау обращались к купологоловым, варварам, не принадлежавшим к великому народу майя.

— Нет, — ответил я.

Последовала пауза.

«Как такое могло произойти, черт его раздери? — спрашивал я себя. — Не мог же он научиться… Хотя постой…»

Я догадался: он, вероятно, был там.

2 Драгоценный Череп находился в царской нише мула вместе со мной. По крайней мере, провел там несколько из тех восьми минут окна загрузки. Мое сознание обосновалось в мозгу Чакала и, видимо, зацепило голову бакаба. Ни хрена се…

— Что ты пришел украсть? — спросил он.

— Мы не хотим ничего красть, — ответил я.

Молчание. Ясно, он желает, чтобы я посмотрел на него. Я поднял глаза, но, следуя привычкам моего нового тела, уклонился от прямого контакта (здесь не положено пялиться на тех, кто выше тебя) и уставился на символы, вытатуированные на груди Драгоценного Черепа. Прежде я таких не видел. Какой-то тайный язык. Сигару бакаб держал большим и указательным пальцами, потом положил ее на маленький столик с небрежным изяществом. В моей памяти моментально вспыхнули почти забытые образы. Японский чайный столик в Наоэ, куда я приехал с Сильваной, старик, который ловко нас обслужил и как-то по-особому положил деревянный черпак на горловину кувшина с водой… Но 2 Драгоценный Череп сделал это абсолютно по-майяски — медлительно, высокомерно, — его жест не смог бы повторить азиат.

Бакаб пристально глядел на меня. Словно два каменных ножа скользили по моей груди, вдоль вен на руках до кончиков дрожащих пальцев, а потом возвращались к моему лицу — не появилось ли на нем едва заметное выражение, которое выдало бы врага? «Если он усвоил всю информацию обо мне, то почему не читает мои мысли?» — недоумевал я. Должно быть, его мозг воспринял меньшую порцию моего «я», чем головенка Чакала. А может, у него более сильная воля и он отринул эту волну. Ну же, думай. Что за фигня там случилась? Скорее всего, 2 Драгоценный Череп поручил Чакалу действовать от имени 9 Клыкастого Колибри. Верно? И вот во время церемонии, чтобы сказать последнее прости, 2 Драгоценный Череп поднялся в царскую нишу. И таким образом получил изрядную дозу моего сознания. Но похоже, он и собственный разум сохранил в неплохом состоянии по крайней мере, тело свое контролирует. Судя по тому, что я вижу.

Господи Иисусе, какие же мы идиоты. Таро ведь говорил, что возможен некоторый «разброс». Я, конечно, тогда отмахнулся от этого. Хотя первоначально предполагалось передать код моего сознания более широким лучом, чтобы охватить несколько человек. Однако святилище на муле являлось единственным местом в районе, с которым была связана твердая дата, и хорошо, что каменные стены помешали рассеянию луча ЭПР. [541] ЭПР — электронный парамагнитный резонанс. А если бы меня размазали по всему Ишу? Результат неизвестен. Наплоди мы тут десяток джедов или полуджедов, это могло бы нам ой как аукнуться даже в двадцать первом веке.

— Ты пришел научиться играть против курильщиков, — сказал бакаб.

Из словаря Чакала я знал, что под «курильщиками» он подразумевает тех, кого современный западный человек ошибочно назвал бы «богами». Неужели он говорит об игре? Вероятно. И он умеет в нее играть? Может, Драгоценный Череп был солнцескладывателем? И все ахау тоже? Наконец-то я оказался в нужном месте. Узнать у него об игре? Попробовать наобум Аллаха?

Он спросил на ишианском диалекте:

— Нет, наверное, больше никогда.

Не надо тут особо распространяться, подумал я.

— Нет, не совсем так… — возразил я.

«Держаться прямо под небесами» означало «жить». Здесь мертвецы ходили вверх ногами, как отражения в воде.

Я кое-как выдавил:

Тогда 2 Драгоценный Череп поинтересовался:

Что? О проклятье. Должно быть, на этот вопрос не следует отвечать прямо.