Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

Поначалу мне было нелегко говорить об этом, в особенности еще и потому, что я ненавижу всякое сюсюканье, и в голосе у меня появились хрипотца, монотонность, но, видно, фармакологический коктейль, которым меня напичкали, развязал мне язык. Я рассказал Марене, что купил бутылку «маунтин дью» и налил немного в желобок, обитый жестью, а пес припал к нему и принялся лакать, опираясь на свои обрубки, а потом благодарно, с надеждой посмотрел на меня добрыми собачьими глазами, они у него даже увлажнились. Я дал ему пакетик соленых крендельков «ролд голд», предварительно соскоблив с них соль, мне самому они ужасно нравились, а псина махал облезлым хвостом и тряс ушами. Затем я долил ему остатки «маунтин дью», он с радостью прикончил газировку, доверчиво поглядывая на меня. Бедный калека, казалось мне, наверняка считал меня хорошим и сильным и верил, что я выпущу его, а он станет моим верным телохранителем, преданным другом и даже без передних лап сможет неплохо бегать, всюду будет со мной. Я трогал его мягкую морду, а он лизал мои расцарапанные руки, воображая своими собачьими мозгами домашнее тепло и уют, а его губчатый нос был сухим и горячим, но не таким сухим, как вначале. Я пробовал то и се, пытался согнуть нижний брус куском металла, но тщетно. Наконец я упал на спину и заплакал, глядя на порезы под ногтями, на костяшки пальцев, разодранные в нескольких местах. Было ясно: если я не потороплюсь домой и не залеплю ранки специальным пластырем, то потеряю слишком много крови. Я почесал пса со свалки за ушами и сказал, что мне нужно уйти, но я вернусь, а ты жди, хорошая собачка, и по пустым парковкам, освещенным белыми дорожными фонарями, побрел домой в отчаянии столь глубоком, что и словом это не передать, словно я обломал зубы о твердыню вечную. [405] Исайя, 26:4. В такие мгновения отчетливо видишь, будто сквозь оттаявший под твоим пальцем просвет на замерзших очках, как ужасен мир, в котором правит насилие и который вечно разочаровывает невинных, превращая их надежды в дерьмо. Я закрыл за собой дверь, но в ушах у меня стоял вой пса со свалки по другую сторону дороги, не столько собачий вой, сколько рыдания, — так плачет двухлетний ребенок, еще не умеющий терпеть боль. И еще…

— Ладно, хватит, — сказала Марена.

Возможно, Лизуарте сообщила ей через наушники, что они наконец получили нужную им активность моей лимбической коры. Наконец-то Джед Михок де Спок демонстрирует настоящие чувства.

— А теперь начнем стим. — Она имела в виду нейронную стимуляцию.

Я сказал «валяйте» и закрыл глаза. Десять секунд все оставалось в норме, а потом последовала вспышка зеленого света.

— Я вижу зеленое, — сообщил я.

— Хорошо, — проговорила она.

Прошло еще десять секунд, и я услышал стук капель.

— Начался дождь, — сказал я.

Еще я отметил, что кто-то зажег палочку сандалового дерева. Потом я понял, что это, вероятно, один из стимов.

— Благовоние, — определил я.

— Верно, — подтвердила Марена.

Звуки, запахи, образы возникали и пропадали. Скрипки играли в соль миноре, прозвучала музыкальная фраза из Второго концерта для фортепьяно Прокофьева. Поплыл аромат корицы, смешался с вонью горящей резины (кто-то воздействует на мои височные доли, подумал я), а потом сладковато пахнуло прелыми листьями или старыми влажными книгами. Я увидел лицо Сильваны. Почувствовал зуд в груди и укол в ребра. Мелькнули лица людей, которых я не помнил, но, вероятно, знал. Появилась моя мать. Она улыбнулась. Медленно выткался пугающий рисунок деревянных волокон на дверях нашей комнаты в доме Одегардов, я всегда воображал, что это какой-то инфернальный козел в галстуке-бабочке. Я вспомнил оранжевый тонковский [406] «Тонка» — американская компания по производству игрушек. экскаватор, который откопал на свалке и играл с ним дни напролет. Подумал об одной из первых своих рыбок Glossolepis incisus. Я назвал ее Дженеросо. В один прекрасный день она стала ершистой и агрессивной и убила самцов радужниц, потом всех самок, а после этого умерла сама. Память высвечивала факты, забытые напрочь с момента своего свершения. Странным образом эти кадры словно проматывались назад без соблюдения последовательности, а позднее возвращались, их как бы сначала нарезали, а потом вклеили на новые места и принялись прокручивать заново на моем жестком диске. Я временами чувствовал себя сторонним наблюдателем и почти воспринимал себя другим «я», тем, кто окажется в конце семнадцатого столетия, и тут оставалось лишь надеяться, молиться злобным и одновременно призрачным божествам, чтобы не застрять там навеки. Пусть это буду не я, пусть не я пойду, пусть я останусь здесь, потому что тому, другому «я» назад пути нет.

Может, имеет смысл внести тут кое-какую ясность.

Вы, конечно, знаете, как тот же Кирк или Боунс [407] Кирк и Боунс — персонажи сериала «Звездный путь». проходят через телепортатор. Их сначала здесь копируют и разлагают на составные части, а потом информационный луч отправляют в пункт назначения, и посланника там реинтегрируют из местных атомов. И вы начинаете думать: эй, постойте, вовсе не обязательно разбирать на детальки нашего капитана. Почему не опустить этот этап? Ну будут два Кирка, и один из них останется на капитанском мостике. И вообще, кому нужна телепортация, если есть дублирование? Да создайте вы армию Кирков, чтобы на каждом корабле звездного флота было по одному.

В Керровом пространстве использован схожий принцип. Когда я лежал на кушетке с этой штуковиной на голове, меня не расчекрыжили на молекулы, не вышибли сознание и даже не усыпили — изменений произошло не больше, чем если бы меня щелкали фотоаппаратом. Невзирая на все стимы и психотропные аппараты в организме, я находился в полном сознании и даже мыслил относительно ясно. Причем ничего не чувствовал.

Вернее, ничего не ощущало «я», которое осталось здесь после того, как сделали снимок. А вот с фотографией Джеда де Ланды (гораздо менее везучей его версией) творилось то же, что с гипотетическим вторым Кирком, оказавшимся на поверхности планеты перед ромуланами. Этого Джеда, отнюдь не счастливчика, запрут в теле увядающей, покрытой гнойниками старухи. Черт. Вероятно, смерть от оспы — штука довольно неприятная. Может, ей дадут опия. Нет, вряд ли. Тот Джед попал так попал, подумал я. Извини, Другой Джед. Но мы должны это сделать.

Конечно, на промежуточном этапе второй де Ланда будет всего лишь некой схемой, не имеющей возможности осознать себя. Он представлял собой всего лишь код, записанный специальным протоколом, первое П от ППС — протокола передачи сознания, первоначально разработанный для проекта «Когном человека» [408] Проект, во многом параллельный проекту «Геном человека»; его цель — реконструкция человеческого мозга с привлечением таких наук, как биология, нейробиология, психология и др. и в некоторой мере сходный с ассемблером высокого уровня. Поскольку код передавался цифровым способом, можно было сказать, что он представляет собой число — пусть более триллиона, но такое же целое число, как и любое другое.