Татьяна Михайлова - Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2

Справа, со стороны носового трюма, раздался сильный хлопок, затем треск и грохот. Все шедшие навстречу Павлу люди остановились, замерли на мгновение, развернулись и дружно бросились назад. Матрос, тот, с серьгой, идущий следом за Павлом, непочтительно оттолкнул его и, тяжело топая по мокрой палубе подошвами башмаков, побежал следом за всеми. Второй не отставал, и через мгновение палуба опустела, Павел остался совершенно один. Он осмотрелся еще раз, но толком ничего не понял — увидел высокие тонкие мачты, мокрые паруса на них, доски палубы под ногами — все как присыпанное пеплом. Но в ту же секунду все изменилось — взрыв словно разогнал низкие тяжелые тучи. Дождь прекратился, и сквозь прорехи в облаках на мокрые доски палубы «Марии Селесты» упали первые солнечные лучи. И все преобразилось, вернулись краски, запахи и звуки, светло-серые паруса захлопали над головой, порыв ветра едва не сорвал с головы кепку. Павел успел подхватить ее и прислушался к крикам, смог даже разобрать несколько слов. Все верно, это и был тот самый взрыв, когда в носовом трюме бригантины рванули скопившиеся там пары спирта. И поэтому люковые крышки, отброшенные взрывной волной, оказались перевернутыми. А что делается на корме? Там лючные крышки должны быть аккуратно сложены — их наверняка сняли еще раньше по приказу капитана, чтобы проветрить трюм. Ведь был еще один взрыв, и именно на корме, но гораздо слабее этого…

— Прошу прощения, позвольте представиться. Я Клаус фон Штейнен, врач. Нашему капитану сейчас не до вас, он попросил меня проводить вас вниз и помочь, если потребуется. Я исполняю обязанности врача на «Марии Селесте»…

Павел обернулся рывком и от неожиданности попятился назад, споткнулся о бухту каната и едва не грохнулся на мокрые доски палубы. И было отчего — напротив стояла ожившая, говорившая человеческим языком мумия. Человек высох до такой степени, что походил скорее на деревянное, изъеденное древоточцами изваяние. Очень высокий, ссутулившийся, с темно-коричневой сморщенной кожей на лице и руках и светлыми, выгоревшими на солнце волосами, он стоял напротив Павла и ждал ответа. И одежда на нем странная — штанины и рукава пиджачной пары слишком короткие и сильно потрепанные, ботинки изношены, одно стеклышко в очках отсутствует. А через тонкое кольцо оправы на Павла пристально и недоверчиво смотрит светло-голубой с расширенным зрачком глаз. Второй прикрыт, вернее, прищурен — человек словно глядит в воображаемый прицел. И что-то бормочет себе под нос, быстро, несвязно и нечленораздельно. Он и приветствие-то еле смог выговорить отчетливо и без дрожи в голосе.

— Благодарю вас. Я Патрик Уайт, — назвал Павел имя своего заокеанского делового партнера. — Я живу в Австралии, в Сиднее, штат Новый Южный Уэльс… — И тут же умолк, старясь припомнить, а существовал ли в 1872 году названный им город или на его месте пока была покрытая кустарником пустыня.

Но врач с географией далекого континента был знаком так же хорошо, как и с географией Луны, он просто кивнул в ответ, чуть отступил вбок, приглашая Павла пройти вперед. А сам пошел чуть позади, продолжая что-то тихо напевать себе под нос.

— Сюда, вниз и сразу направо. Осторожно, пригните голову.

Но последнее предостережение запоздало: Павел едва не свалился в темное подпалубное помещение — от удара лбом о край обитого металлом люка перед глазами на миг расцвел ворох искр. А вслед за этим мрак сгустился еще больше, и поэтому большую часть пути врач вел Павла под руку. Только у дверей каюты тот немного пришел в себя и смог оторвать ладонь от назревавшей на лбу шишки.

— Позвольте я взгляну. Нужен лед, — неживым равнодушным голосом постановил врач. — Если вы подождете немного, то я….

— Ничего страшного, я потерплю, — перебил его Павел и осторожно уселся на узкий диван, стоящий у стены тесного, с низким потолком помещения. Каюту явно проектировали для карликов или пигмеев, перемещаться в ней можно было, только втянув голову в плечи.

Врач собрался возразить, но не успел — сверху раздался резкий громкий свист и топот множества ног над головой.

— Я посмотрю. — Фон Штейнен неторопливо вышел из каюты, дверь он за собой не закрыл.

Павел поставил свой саквояж на небольшой, размерами похожий на детский столик и попытался прилечь. Надо перевести дух и попытаться собраться с мыслями. Первым делом пересчитать всех, кто находится на корабле, он видел уже девятерых, где еще один? Согласно записи в судовом журнале, на борту «Марии Селесты» во время того рокового перехода через Атлантику находилось десять человек. Из них пятеро матросов — двое в шлюпке, трое на борту, плюс капитан и его жена, плюс их дочь, плюс помощник капитана, плюс врач. Пока все сходится, но все равно здесь что-то не то. О враче в документах не говорилось ни слова, зато были сведения о втором помощнике капитана — некоем Эндрю Джиллинге…

Из коридора послышались торопливые шаги — кто-то сбежал по трапу вниз и теперь быстро шел по коридору. Павел замер на диване, вжался в его обитую темной шерстяной тканью спинку. Дверь в каюту распахнулась, и на пороге показался один из матросов — тот, кто стоял на палубе, кода Павел поднимался по трапу на борт «Марии Селесты».

— Вам надо выйти сейчас наверх, — кое-как объяснил матрос и вылетел из каюты вон.

— А в чем дело?

Вопрос остался без ответа. Павел выглянул из дверей — в коридоре темно и пусто, пахнет мокрым деревом и табачным дымом. И ни души, даже матрос-посланец куда-то исчез. И врача не видно. Павел вышел из своей каюты и двинулся вдоль деревянной переборки из темных досок. Добрался до трапа, поднял голову, посмотрел вверх, на клочок ярко-голубого неба, частично закрытого белым парусом, и двинулся дальше. Одна дверь, вторая, третья, и все закрыты. А за четвертой явно кто-то есть, и этот кто-то болен. Он постоянно стонет — то тише, то громче и, кажется, бредит. Из обрывков слов, произнесенных хриплым, срывающимся голосом, Павел ничего не понял. Он сделал еще несколько шагов вперед и остановился перед последней дверью. Стоны и неразборчивая, спутанная речь доносились именно из-за нее. Павел прислушался, постоял так немного, взялся за ручку двери и потянул ее на себя.

— Вам нельзя туда входить, он очень болен, уходите. — Врач налетел из темноты, как разъяренный кот, грубо оттолкнул Павла к стене и ткнул его пальцем в грудь: — Вам нельзя, понятно? Убирайтесь, капитан приказал готовиться к эвакуации. — Глаза врача светились в темноте, голос дрожал от злости, руки тряслись.

Павел кивнул послушно и бочком-бочком, по стеночке, двинулся прочь. «Откуда ты взялся, фон Штейнен? О тебе история умалчивает, тебя здесь нет и не должно быть. А в каюте, похоже, находится Эндрю Джиллинг, и, по словам врача-самозванца, второй помощник капитана при смерти». Павел осторожно выбрался на палубу, прищурился от ярких солнечных лучей, бивших прямо в глаза.