Владимир Контровский - Саракш: Тень Странников

Вставать было лень, но вставать было надо, не валяться же целый день в постели. И надо было поесть: простым студентам (и даже выходцам из богатых семей) завтрак в постель здесь, в городке, обычно не подают.

Ни в коридоре, ни в умывальной Гай никого не встретил – в праздничные дни, как говорил Дой, городок напоминает пустыни Дальнего Юга. Большинство студентов в такие дни разъезжаются по домам: занятий завтра не будет, а тёплый домашний уют всяко лучше надоевших стен общежития. К пятому курсу наличием такого уюта могли похвастаться не только уроженцы столицы, но и приезжие из других городов, успевшие к этому времени обзавестись «свободными друзьями-подругами». Правда, случались и трагедии: бывало, что приехавший по заветному адресу студент обнаруживал там опечатанные двери опустевшей квартиры и угрюмое кольцо оцепления: Ночная Смерть успевала придти раньше. Эпидемия, подумал Гай, и все учёные умы Республики не могут доискаться до её причин…

Заар, выросший в детском доме, привык к общежитию и по выходным никуда особо не спешил. Развлечений по вечерам хватало и здесь: молодёжь собиралась и веселилась, как умела и могла. Веселье, понятное дело, подогревалось хонтийским спиртным (оно дешевле) и пандейской травкой, а потом народ разбредался по «стартовым парочкам», и начиналась «чехарда». Дой такое времяпрепровождение обожал (потому, наверное, и не пришёл вчера ночевать), но Гаю оно было не по душе: ему почему-то не нравилась засыпать в обнимку с одной девчонкой, а просыпаться в объятьях другой и гадать, как же её зовут.

Вернувшись к себе в комнату, Гай оделся (времени на это ушло немного, гардероб студента Заара не поражал своим разнообразием) и посмотрел в окно. Погода была хорошей (дождя, кажется, не будет). Ну что, сказал он себе, направим стопы в город? Так, деньги у нас ещё есть (остатки стипендии – не миллион, конечно, но скромному студенту кое на что хватит), и поэтому перед походом дальним зайдём-ка мы сначала в ресторанчик «Настырный ректор», до него пять минут прогулочным шагом.

Бодро сбежав вниз по межэтажной лестнице (и никого там не встретив – выходной), Гай пересёк холл общежития и по привычке бросил взгляд на доску объявлений у входа, где среди записочек о потерянных вещах и уведомлений о намеченных/отменённых свиданиях вывешивались и официальные бумаги ректората, содержание которых «потребно доводить до сведения господ обучающихся».

Взгляд его выцепил одну такую бумагу: напечатанную, а не написанную от руки. И в этой бумаге сообщалось, что «по очень уважительной причине» из перечня факультативных дисциплин, предлагаемых студентам на выбор, изымается краткий курс истории Республики, «От Старой Империи до наших дней». Гай остановился, и не только потому, что он посещал этот факультатив: его внимание привлекла зловещая формулировка «по очень уважительной причине».

Двадцатидвухлетнего студента Гая Заара обдало холодом: несмотря на свой возраст, он уже хорошо знал, что скрывается под этой формулировкой. Она означала только одно: с преподавателем Аду Ноором, который вёл этот курс, случилось что-то недоброе, и Гай знал – догадывался, – что именно. Конечно, старик Ноор мог стать жертвой Ночной Смерти или какой другой хвори – не мальчик всё-таки, пятьдесят два года, – или попасть под машину (за последние годы машины заполонили все улицы столицы так основательно, что зачастую быстрее было идти пешком, чем терять время в тягучих автомобильных пробках), но Гай знал – чувствовал – доцент Аду Ноор под машину не попал.

Факультативный курс истории изъяли из программы обучения не потому, что приват-доцент Аду Ноор заболел или, не дай Мировой Свет, умер – старик Ноор был отстранён от работы потому, что этот курс был признан ненужным. А сам Ноор, скорее всего, арестован как «враг существующего порядка вещей»: неясные слухи о том, что приват-доцент якшался в прошлом с «желавшими странного» – сектантами, сеявшими смуту и вносящими брожение в умы, – давно ходили по университету. Страна вообще жила слухами – о том, например, что творилось в Республике двадцать лет назад, официальные источники информации говорили глухо (или вовсе молчали). Были вроде бы какие-то смутьяны-еретики, и были Беспорядки, и только благодаря энергичным мерам, предпринятым властями, Беспорядки эти не переросли в гражданскую войну и сменились временами Покоя-и-Благоденствия.

Бедный старикан, подумал Гай, вспомнив умное лицо Ноора и его глаза, усталые и грустные, как будто Аду Ноор знал что-то такое, чего не знали его юные слушатели, и о чём он хотел им рассказать – хотел, но опасался, боясь повредить и им, и себе. Теперь мы этого уже не узнаем, сказал себе Гай, а жаль…

Ресторанчик по утреннему времени был ещё пуст, только за столиком в углу лениво обнималась какая-то парочка – то ли так и не добравшаяся до постели, то ли расстающаяся после неё. Звучала тихая музыка – кажется, пандейские напевы, протяжные и щемящие; за стойкой Тону Малышка сосредоточенно протирала бокалы. Девушка она была приветливая и славная, её знал весь студенческий городок, а кое-кто даже пытался (и неоднократно) завлечь Тону на весёлые «вечерние игры». Малышка вроде бы была и не против – во всяком случае, на двусмысленные комплименты она отвечала милой улыбкой, – однако дальше дело не шло. На страже семейного очага бдительно стоял её муж, служивший охранником здесь же, в городке, – здоровенный парень звероватого вида, связываться с которым не хотелось никому. Он и сейчас сидел в зале, – наверно, уже сдал ночную смену, – и посмотрел на вошедшего Гая не слишком ласково.

Оценив его взгляд, Гай ограничился обращённым к Малышке нейтрально-вежливым «Доброе утро!» и попросил кофе и «что-нибудь укусить».

– Кофе хороший, – заметила Тону, подавая Гаю дымящуюся чашечку. – Настоящий, с Объединённых Островов.

А разве бывает ненастоящий кофе, подумал Гай, садясь за столик, откуда был виден экран телевизора, висевшего в углу. Хотя, говорят, раньше – до эры Покоя-и-Благоденствия – в Республике (а до этого – при диктатуре) пили какой-то хонтийский суррогат, который и кофе-то нельзя назвать. Раньше вообще много было такого, чего сейчас нельзя и представить – например, очереди или пустые полки в магазинах. Гай ничего этого уже не застал, он знал о революции только по рассказам старших, а рассказы эти были противоречивыми. Жаль всё-таки, вспомнилось ему, что исторического факультатива больше не будет – доцент Ноор умел рассказывать так, что верилось: да, так оно и было.

Засветился экран телевизора: заботливая Тону включила аппарат, невзирая на то, что в зале ресторанчика имелся только один зритель – томной парочке в углу ни до чего не было дела, а грозный муж Малышки смотрел только на свою шуструю жёнушку.