Георгий Гуревич - На прозрачной планете

На горькие сетования он не потратил ни одной минуты. Признал победу Сысоева сразу. Победила сысоевская методика, очень простая: не искать журавля в небе, браться за самую легкую задачу, быстро добывать пользу, хотя бы самую маленькую, хотя бы непомерно могучими средствами, «из телескопа смотреть в окна», как сказала Елена.

А он, Сошин, всю жизнь искал журавля в небе, хотя люди осторожные и расчетливые, вроде Сысоева, твердили ему: «Не увлекайтесь, не зарывайтесь! Синица в руках, лучше…»

Так было на Курильских островах, когда тот же Сысоев уговаривал: «Сбавьте шаг, не спешите. Не надо алмазов! Пусть будет рекорд глубины и описание, достаточно хорошего описания».

Но Сошин настаивал, чтобы идти вперед и вперед, дать рекорд, описание и еще алмазы. Алмазы были найдены. Сейчас на дне океана рудник — первый в мире подводный, кибернетический! Добыча растет, идут в промышленность…

Так что же лучше — синица сысоевских протокольных описаний или алмазный журавль?

В дальнейшем, когда Сошин тратил годы, доказывал, что ходоровскую машину можно приспособить для геологической разведки на суше, сколько было добрых друзей, дружески советовавших: «Брось ты это дело! Ты же хороший геолог, занимайся обычной геологией, занимайся подводной геологией, где у тебя успехи. Лучше синица…» И сколько было недоброжелателей, твердивших: «Ни к чему нам подземное просвечивание. Великие геологи обходились без просвечивания. Без просвечивания открыли Хибинские апатиты, Волжскую нефть, якутские алмазы…»

Но Сошин настаивал. Работа велась. Не зря. Самые первые опытные аппараты открыли подземный хребет: спрятанный под пустыней Урал — с железом, никелем, вольфрамом, молибденом… и кроме того — исчезнувшую Гюльнаринку.

Хребет был сказочно богат, но недоступен, надежно прикрыт километровой толщей песка. Железо и вольфрам могли пригодиться когда–нибудь, когда пустыня станет не пустыней, население будет густым и возле больших городов целесообразно будет строить глубокие шахты. Гюльнаринка была полезна сегодня, сию же секунду. И Рахимов сказал по радио:

«Дорогой друг, мы, хозяйственники, расчетливый народ. Как говорят у нас на Востоке: «Одна монета в кармане, лучше, чем клад в Тегеране». Давай свернем твою экспедицию, сосредоточим усилия, как предлагал Петр Дементьевич. Лучше ты помогай Сысоеву…»

Помогать Сысоеву ловить синиц? Стрелять из пушек по воробьям! Вот это и есть настоящая бесхозяйственность, товарищ хозяйственник! Но если тебе вода дороже всего, подумаем о воде.

Так рассуждал Сошин, расхаживая по такыру, блестевшему под луной. Не одна Гюльнаринка в Средней Азии. Ведь был же под Зеравшаном найден второй Зеравшан — подземный, прорывший себе русло в известняках. Чистая, отфильтрованная, прохладная вода. Сейчас Бухара пьет эту воду. Нет ли аналогичных подземных двойников и у других рек? Например, у Аму–Дарьи? Ведь она протекает неподалеку от Бухары, в сходных геологических условиях.

Сразу вспомнились цифры. Мимо города Керки, что возле афганской границы, протекает ежегодно шестьдесят кубических километров воды. В Аральское море впадает сорок два. Куда девается восемнадцать кубических километров — река побольше Сыр–Дарьи? Испаряется? Только ли испаряется? Не течет ли под руслом реки еще одна Аму–Дарья, подземная?

Если течет, то куда? В Аральское море? Пожалуй, нет. У моря своя фильтрация, там высокие грунтовые воды, и они не подпустят подземный поток, оттеснят его в сторону. Вероятнее, подземная Аму–Дарья сворачивает на юго–запад, течет под древним своим руслом к Сары–камышу и далее — к Каспийскому морю.

Но эту трассу экспедиция уже пересекала четырежды. Могла ли съёмка упустить подземную реку? Да, могла, пожалуй. Ведь подземный рентген использует отражение от кристаллов, он уловил бы погребенный лед, но никак не жидкость.

Воду можно отыскать только косвенным путем. Жидкость гасит просвечивающие лучи, в твердом веществе они проникают глубже. Встретив жидкость, лучи замедляются. При съемке получится, что породы как бы отодвигаются в глубину, образуют мнимый прогиб.

Но узкий и длинный извилистый прогиб можно найти на снимках.

К утру мысли оформились. Сошин уже знал, что стоит искать воду. И, вернувшись в лагерь, сказал: «Попробуем сделать открытие на фотопленке».

Теперь–то, задним числом, может показаться, что открытие было сделано слишком легко. Посмотрели пленки и нашли. А впрочем, почти все астрономические и почти все физические открытия делаются именно так: берут тысячу фотографий и изучают. У Сошина снимки уже имелись. В сущности надо было только проверить: да или нет? И пленка сказала «да!» Пологие прогибы нашли все — и Галя, и Бобров, и студенты. Елена отыскала целых три прогиба. Один из них указал правильное направление.

И снова шагают верблюды по пустыне, песчаной, глинистой, каменистой, лесистой, соленой. Тарахтит танкетка, верблюды мягко ставят на горячую землю свои огнеупорные пятки. За ними, изнывая от жары, плетутся люди… и говорят:

о кубических километрах воды,

об оазисах, равных Фергане и Мургабу,

о зеленой полосе поперек пустыни, до самого Красноводска,

о хлопке, винограде, персиках, огородах и комбинатах и о том, хватит ли воды для черной металлургии или руду придется вывозить отсюда.

— Семьдесят кубических километров — это больше Аму–Дарьи, — беспокоится Галя. — Значит, вода тут не только аму–дарьинская. Нет ли притока соленых вод из Аральского моря?

— Вот и я думаю, как бы проверить, — замечает Сошин. — Кристаллы соли мы находим легко, но тут соль растворенная.

Шесть путников, изнуренных, изнывающих от жажды, бредут по пустыне. Если пересохнет ближайший колодец, если проводник Абдалла заблудится, все они погибнут от жестокой жажды. Но жалкие обладатели маленьких фляжек рассуждают о морях и реках. Кто они — дон–кихоты, воображающие себя могучими владыками, или дервиши арабской сказки — те, что видели подземные клады обоими глазами, но стали слепыми для надземного мира?

— Есть ли уверенность, что вода не соленая? — беспокоится Галя.

10

И вот наступила осень — южная осень, с таким же синим небом и беспощадным солнцем — почти таким же беспощадным. Только с утра на далеких горах громоздятся облака, но и они тают к полудню, так и не пролив ни единой капли. А в Москве идут дожди, блестят огни на мокрых мостовых, и толпы театралов охотятся за лишним билетиком, и скоро первое число — вступительная лекция…

— Не пора ли вам, ребята, домой? — спрашивает Сошин ежедневно.

Но «ребята» отказываются. Только потому, что за окном они видят одинокий треножник. Бурение должно решить, оправдал ли себя подземный рентген, оправдалась ли методика Сошина, зря они работали целое лето или нет и что прячется под пустыней — река или пологий прогиб? А если есть там вода, какова на вкус, не солоновата ли?