Нагару Танигава - Негодование Харухи Судзумии

Похоже, внутри была женщина. Судя по голосу.

Юноша тихонько засмеялся:

— Доклад ещё не начался.

Он не вставал с крышки гроба.

— Время ещё есть.

Доклад.

Я постаралась вспомнить. О чём я должна здесь докладывать? Нервничаю. Не вспоминается.

— Время есть, — сказал юноша. Улыбнулся мне. Белый призрак девушки увлечённо танцевал.

— Подождём. Пока ты не вспомнишь, — сказала девушка. Я посмотрела на чёрный гроб.

Только одну свою цель я помнила.

Прежде я была внутри гроба.

Покинув его, я вернулась, чтобы лечь в него обратно. Но на гробе сидел юноша. Пока он не встанет, я туда попасть не смогу.

Но докладывать мне было не о чем. Для участия в докладе я была не подготовлена.

Юноша начал тихонько напевать. Так, чтобы попадать в такт с танцем белого полотна.

Пока он не встанет, я туда попасть не смогу.

— …Нда-а. Ну и дела, — положив третий лист на стол, посочувствовал я Харухи.

Да уж, умеет Нагато написать бессмыслицу. Мало того, что тему «мистические ужасы» она, по-моему, проигнорировала, её рассказ вообще можно назвать не рассказом, а скорее поэмой.

— Но и на обычную поэму это не похоже…

Сложив вместе три листа, Харухи запихнула их в свой портфель:

— Знаешь, Кён… Я вот думаю, вряд ли Юки стала бы писать что попало. Наверное, всё это как-то отражает её внутренний мир. Призраки эти, гробы. Как думаешь, что это за метафоры?

— Откуда мне, по-твоему, знать?

Я так ответил, но на самом деле мне казалось, что главное при прочтении я кое-как сумел уловить. Что героиня этого рассказа — Нагато, и спорить, по-моему, нечего. Остальные персонажи — «девушка в полотне», «юноша» и «призрак девушки», но призрак — это, как будто бы, и есть полотно, и опять же, всё это догадки, но по-моему, юноша смахивает на Коидзуми, а девушка на Асахину-сан. Возможно, Нагато просто копировала героев с ближайших людей. Мы с Харухи в рассказе, конечно, не появляемся, но я и не настолько самовлюблён, чтобы гореть желанием увидеть себя на сцене.

— Может оно и нормально… — сказал я, посмотрев за окно и оглядывая безлюдный тенисный корт, — В конце концов, Нагато написала о том, о чём захотела. Гадать, что автор хотел сказать рассказом — только голову ломать. Такие вопросы кроме экзаменов нигде не задают.

— Наверное.

Харухи тоже глянула в окно. Изучала облака она таким взглядом, что стоило побеспокоиться, как бы из тех вопреки сезону снег не пошёл, но когда повернулась ко мне, улыбка её была как весенние цветы:

— Тогда рассказ Юки я принимаю. Как и что в нём переделывать — всё равно непонятно. У Коидзуми-куна сочинение продвигается хорошо, да и Микуру-тян со своей иллюстрированной сказкой задачи выполнила.

Улыбка бригадирши превратилась в улыбку главного редактора.

— А ты? У тебя что? Ты же мне пролога ещё не сдал, когда планируешь заканчивать?

Видимо, зря я надеялся, что она об этом забыла.

— Хочу предупредить, — зловеще улыбнулась Харухи, — рассказ должен быть написан как следует. И, разумеется, только романтика, иначе — переделывать, переделывать. Не ужасы, не сказку и не детектив. Выкрутиться какой-нибудь хитростью я тебе не дам.

Ища спасения, я оглядел комнату.

Правду сказать, я ещё не написал ни строчки. Ничего удивительного. С каким лицом я должен сочинять романтический рассказ? Эта задача вызывала в моём организме защитную реакцию похлеще реакции на вирус гриппа, и я хотел призвать на помощь так же, как и я, не написавших ни строчки, товарищей Танигути и Куникиду, но давно уже за нами наблюдавшие и о чём-то между собой шептавшиеся два моих друга одновременно отвели взгляды. И в этот момент, когда они готовы были перекреститься, решив, что дружеские войска пали жертвами Харухи, прозвенел, наконец, звонок на урок.

Так что, хотя избегнув тяжёлой участи временно, мне и не удалось в итоге оставить её позади навсегда, во всяком случае, я выгадал себе несколько десятков минут.

Однако «романтический рассказ»…

Притворяясь, что внимательно слушаю учителя на первом уроке, я погрузился в размышления глубже, чем корабль, идущий ко дну в Бездну Челленджер [11] Бездна Челленджер — самая глубокая точка Марианской впадины, расположенной в Тихом Океане. — прим. Википедии .

Итак, о чём же писать?

После школы, точно скрываясь от Харухи с её требованиями сдать черновик, я явился в клубную комнату:

— Почему бы не исходить из жизненного опыта? — безостановочно стуча пальцами по клавиатуре нотубука, предложил Коидзуми, — Проще говоря, найди себе романтическое увлечение. Тогда достаточно будет записывать всё, как есть, а в конце объявить это выдумкой, вот и всё. Рекомендую писать от первого лица. В таком случае можно вообще просто переносить на бумагу свои будничные мысли.

— Издеваешься? — лениво спросил я и вернулся к разглядыванию отображавшейся на экране ноутбука заставки.

Клубная комната временно стала для меня тихой гаванью. Почему — потому, что Харухи не было на месте.

Горя желанием биться со школсоветом не на жизнь, а на смерть и являя миру такую дьявольскую смекалку, что на её повязке после «Главный редактор» впору было приписать «из ада», сегодня Харухи снова носилась туда-сюда по школе.

Первоначальными её целями были наши ближайшие одноклассники, Танигути и Куникида. Предусмотрительно перехватив пытавшегося сбежать сразу же по окончании классного часа Танигути, и устроив сцену («Я пошёл» — «Никуда ты не пошёл!»), а заодно прижав к ногтю и не пытавшегося убегать, а просто наблюдавшего за этой сценой Куникиду, и силой рассадив всех по местам, Харухи вручила им стопку отрывных листочков и объявила:

— Пока не допишете, никто никуда не уйдёт!

Выражение на её лице было на редкость радостным, кто знает, видимо, потому, что она нашла себе ещё одно доставляющее людям неприятности хобби.

Танигути продолжал ворчливо выражать неудовольствие, а Куникида, мягко покачав головой, взялся за карандаш. Задание его не слишком обескуражило, тогда как Танигути был серьёзно возмущён, точно до него и вправду вдруг дошло, что связавшись с Харухи и всеми её треволнениями, он рисковал опоздать на идущий в райскую землю автобус. Понимаю тебя, Танигути. Если б я мог по первому требованию Харухи написать ей «эссе про заурядную жизнь», которое бы её устроило, я и сам не планировал бы побега.

— Что за «эссе про прелести заурядной жизни», — жаловался Танигути, — Кён, вообще-то твоя заурядная жизнь куда интересней моей. Ты и пиши!

Ну уж нет. Мне бы со своим заданием разобраться.

— Судзумия-сан, может, не двенадцать колонок, а поменьше? — беспечно спросил Куникида, — Может, хотя бы пять? Английский, математику, литературу, химию и физику я знаю, а вот в биологии, истории и обществоведении не силён.