Кристофер Макнамара - Горец (1)

- Он Люцифер во плоти! - прошептала девушка и, отступив на шаг, закричала: - Изыди! Изыди, сатана!..

Тугл перекрестился и, стараясь не смотреть на Конана, произнес, вставая:

- Не говори так, Элен... Лучше я сам это скажу!

Конан подошел к нему и тронул за руку:

- Это я, брат Тугл.

Бородач отдернул руку и сел на прежнее место.

- Ты что, будешь пить с нами?

- Да. А за что вы пили?

- Мы пили за упокой души Конана ап Кодкелдена Мак-Лауд, - продолжая неотрывно смотреть в пламя, ответил Эйн Гусс.

- Я не понимаю, в чем дело...

Юноша растерянно склонился над Туглом, но тот шарахнулся от него, как от прокаженного.

- Ты говоришь, дышишь... А ведь был трупом, - быстро заговорил бородач. - Эйн Гусс сам закрывал тебе глаза. Ты умер, Конан!

Гусс молча кивнул.

- Я не понимаю ничего, - испуганно повторил ошарашенный Конан.

- Как тебе это удалось?

Тугл встал и, достав из ножен меч, приставил его к груди Конана.

- В тебе дьявол!

- Господи, Тугл! - юноша отшатнулся. - Двадцать лет мы с тобой вместе! Мы ведь родственники...

- Конан Мак-Лауд - мой родственник, а вот кто ты такой - я не знаю!

- Эйн Гусс! - вскричал Конан, ища поддержки у единственного человека, которому всю жизнь верил как себе, который славился своей честностью и справедливостью и который был отцом девушки, единственной в мире для Конана Мак-Лауд.

Мускулистая рука подалась вперед, остановив приближающегося парня. Потом пожилой воин встряхнул головой - и пряди рыже-седых волос упали на лоб. Слова путались в мохнатых усах, становясь почти неслышными:

- Иди, иди, Конан... Уходи от нас. Навсегда.

- Да вы что все, с ума посходили! - закричал юноша, глядя на начинающих подниматься со своих мест соплеменников.

- Иди с богом. Иди от греха, - продолжал бубнить Эйн Гусс.

- Я никуда не пойду, - вскричал Конан и сел на скамью.

Тяжелый глиняный кувшин с вином опустился на затылок юноши, разлетевшись вдребезги, и Конан тут же как подкошенный рухнул на пол, теряя сознание. Тугл, скрежеща зубами, накинулся на упавшего, заламывая ему руки за спину. Успевшие подняться со своих мест родичи бросились на помощь Туглу.

Сознание провалилось в черный колодец. Разноцветные пятна пестрым хороводом завертелись перед глазами, расплываясь в мутные очертания человеческих фигур. Пятна лиц, то болезненно яркие и четкие, то пастельно размытые и бледные, скалились ненавистью. Они, такие знакомые, вдруг превратились в уродливые маски демонов, выкрикивающие странные звуки, лившиеся бурным водопадом откуда-то сверху, сливаясь в резкие, грубые, ничего не значащие слова, смысл которых, и без того туманный, расползался под градом обрушивающихся ударов.

Дыхание то и дело перехватывал спазм, заставляющий судорожно хватать ртом обжигающий воздух. Тугл, друг и брат Тугл, сцепив оскаленные зубы, монотонно, как кузнечный молот, наносил своим большим кулаком короткие удары. Привкус крови и клокотание в груди мешали Конану дышать.

Рыжеволосая красотка Элен вырвалась из крепких объятий отца и, вцепившись ногтями в лицо избиваемого, заверещала дурным голосом дерущейся кошки. Если бы не подоспевший Эйн Гусс, то через мгновение юноша лишился бы глаз благодаря стараниям бывшей возлюбленной. Держа извивающуюся, как угорь на сковородке дочку, Эйн Гусс прокричал в беснующуюся толпу, плотным кольцом обступившую еле стоящего на ногах Конана:

- Расходитесь все! Живо!

Но его никто не слушал. И через три минуты привязанного к большой дубовой чурке Конана уже тащили на веревках к огромному стогу сена на окраине деревни.

- В огонь сатану! - ревела добрая сотня глоток.

Эйн Гусс, отшвырнув Элен в толпу и схватив Тугла за пояс, ловко отбросил его от растянувшегося в пыли Конана.

- Он твой родственник! Брат!

- Люцифер не может быть братом! - истошно вопил бородач. - Его нужно сжечь!

- Расходитесь! - перекрыл вой толпы голос Гусса, и в нем звенела сталь. - Все! Больше сегодня ничего не будет! Вы никого не сожжете! Расходитесь! Я вам приказываю!

Сознание в который раз с адским упорством возвращалось к Конану, не давая возможности забыться и не видеть больше этого кошмара. Вой ревущей толпы отдавался в голове резкими отвратительными звуками.

Прекрасная Элен, сверкая безумными глазами, бросилась вперед, крича:

- В огонь его! В огонь!

Мощные руки отца схватили ее за плечи и втолкнули обратно в глубину вновь взрывающейся воплями толпы. Люди приближались к Конану и Эйну Гуссу. Тяжелое дубовое полено скользнуло по ноющей спине юноши. Горящий позвоночник с трудом разогнулся. Затекшая рука вместе с привязанным бревном подалась вперед, отталкивая озверевшего Тугла.

- Ты идти можешь? - услышал Конан над ухом тихий голос Эйна Гусса.

Он поднял ничего не понимающий взгляд и одними губами ответил:

- Я - нет, но тело мое уйдет отсюда.

- Тогда уходи. Беги, мой мальчик, спасайся!

Гусс вытолкнул из толпы истерзанного Конана и, раскинув руки, принялся сдерживать штормовой натиск соплеменников, кричащих, но не решающихся всерьез штурмовать такой бастион.

Конан посмотрел в последний раз в глаза Эйна, обрамленные густой сетью глубоких морщин, и проговорил:

- Я не забуду тебя, Эйн Гусс.

Морщины стали глубже.

- Прощай, Конан. Храни тебя Господь, несчастный ты человек...

7

Серебристый "кадиллак" выехал из подземного гаража, в котором давали напрокат машины, и, быстро набирая скорость, понесся по полупустынной улице в сторону Бруклинского моста. Рука с сетчато-металлическими и кожаными украшениями на запястье и массивными перстнями на пальцах нажала кнопку на панели приемника.

Звонкий женский голос читал сводку последних новостей:

- Обезглавленное тело найдено в подземном гараже Мэдисон Сквер Гарден. Потерпевший не опознан. Никаких документов, удостоверяющих личность...

- Заткнись! Я и без тебя знаю, как его зовут! - громовой голос, похожий на рев разъяренного буйвола, заглушил звук радио.

Обвешанная чем только можно рука ударила по кнопке, выключая приемник, и вставила кассету в магнитофон.

С широкой автострады автомобиль свернул на узкую темную улочку в районе, который так любили разнообразные бродяги, наркоманы, рокеры и прочая экстравагантная нью-йоркская публика.

...В маленькой прокуренной комнатке за обшарпанной стойкой сидел тощий парень в футболке, раскрашенной под тигровую шкуру, и старых замусоленных штанах, заляпанных краской и еще какой-то дрянью. Вокруг тонкой небритой шеи обвивались цепочки с дешевыми кулончиками в виде крестов, черепов, молний и еще бог знает чего. Положив ноги в разодранных армейских ботинках на стойку, тощий тупо смотрел в экран маленького полуразрушенного телевизора, ковыряя в редких желтых зубах большой сапожной иглой.