Стивен Кинг - Расследование доктора Уотсона

— Заговор, — сказал я.

— Да. Теперь вспомните, Уотсон, как я задавал вам вопрос, верите ли вы, что все четверо молча вышли из гостиной, не сказав друг другу ни единого слова после того, как услышали щелчок ключа в двери кабинета.

— Да. Теперь я вспоминаю.

— Все четверо. — Он взглянул на Лестрейда, который кивнул, и снова повернулся ко мне. — Мы знаем, что Джори приступил к своему делу в тот момент, когда старик вышел из гостиной, для того чтобы успеть к дверям кабинета раньше его. Но все четверо — включая леди Халл — утверждают, будто они находились в гостиной, когда лорд Халл запер дверь своего кабинета. Убийство лорда Халла было совершено всей семьей, Уотсон.

Я был слишком потрясен, чтобы сказать что-нибудь. Я посмотрел на Лестрейда и увидел на его лице выражение, которого прежде никогда не видел и не видел потом: усталую, болезненную гримасу.

— Что их ждет? — спросил Холмс едва ли не сочувственно.

— Джори, несомненно, повесят, — ответил Лестрейд. — Стивен будет приговорен к пожизненному заключению. Уильям Халл, может быть, тоже получит пожизненное заключение, но скорее всего его отправят на двадцать лет в Бродмор, а это хуже смерти.

Холмс наклонился и погладил холст, растянутый между ножками кофейного столика. Послышался странный хриплый мурлыкающий звук.

— Что касается Леди Халл, — продолжил Лестрейд и вздохнул, — то она проведет, по-видимому, следующие пять лет своей жизни в Бичвуд-Мэнор, который известен среди его заключенных как «дворец сифилитиков». Правда, поговорив с леди Халл, я полагаю, она сумеет найти другой выход из положения. Думаю, этот выход предоставит ей настойка опия, принадлежавшая ее мужу.

— И все потому, что Джори Халлу не удалось нанести точный удар, — заметил Холмс и вздохнул. — Если бы старик проявил благородство и сумел умереть молча, все было бы в порядке. Джори докинул бы кабинет, как считает Уотсон, через окно, захватив с собой, разумеется, свой холст… не говоря уже о мишурных тенях. Вместо этого лорд Халл встревожил весь дом. Все слуги побывали в кабинете, оплакивая мертвого хозяина. Семья не знает, что предпринять. Как жестоко обошлась с ними судьба, Лестрейд! Насколько далеко находился констебль, когда Стэнли позвал его?

— Ближе, чем вы думаете, — сказал Лестрейд. — Говоря по правде, он спешил к двери дома. Он совершал свой обычный обход участка и услышал крик. Да, им действительно не повезло.

— Холмс, — спросил я, чувствуя себя более уверенно в прежней роли, откуда вы знали, что констебль был совсем рядом?

— Все очень просто, Уотсон. Если бы не было констебля, семья разогнала бы слуг на те несколько секунд, необходимых, чтобы убрать холст и фальшивые тени.

— А также приоткрыть по крайней мере одно окно, пожалуй, — добавил Лестрейд необычно спокойным голосом.

— Они могли забрать холст и тени, — внезапно сказал я.

Холмс повернулся ко мне.

— Пожалуй, — кивнул он.

— Перед ними был выбор, — сказал я ему. — У них было достаточно времени, чтобы сжечь новое завещание или убрать фальшивую декорацию… Это должны были сделать Стивен или Джори, разумеется, за те мгновения, когда Стивен взламывал дверь. Они, если вы правильно оценили их характеры, — а я считаю, что вы правы, — решили сжечь завещание и надеяться на удачу. Я полагаю, Стивену едва хватило времени сунуть завещание в печку.

Лестрейд повернулся, взглянул на печку и снова посмотрел на нас.

— Только человек с такой черной душой, как у Халла, нашел в себе силы закричать с приближением смерти, — сказал он.

— И только такого черного человека, как Халл, мог убить собственный сын, добавил Холмс.

Он переглянулся с Лестрейдом, и снова что-то промелькнуло между ними, что-то бессловесное, из чего меня исключили.

— Вам когда-нибудь доводилось сталкиваться с нечто подобным? — спросил Холмс, словно подхватывая нить прежнего разговора.

Лестрейд отрицательно покачал головой.

— Однажды я оказался совсем близко, — сказал он. — В дело была вовлечена девушка, причем она вряд ли была виновата. Но все-таки… это было только один раз.

— А здесь их четверо, — добавил Холмс, понимая все, что имел в виду Лестрейд. — Четыре человека, над которыми издевался мерзавец, которому уже шесть месяцев следовало лежать в могиле.

Наконец я понял, о чем они говорят.

Холмс перевел на меня взгляд своих серых глаз.

— Как вы считаете, Лестрейд? Это дело раскрыл Уотсон, хотя он не сумел увидеть все осложнения. Позволим Уотсону принять решение?

— Согласен, — проворчал Лестрейд. — Только пусть поторопится. Мне хочется уйти из этого проклятого кабинета.

Вместо ответа я наклонился, поднял фетровые тени, свернул их в комок и сунул в карман пальто. Поступив так, я испытывал какое-то странное чувство вроде того приступа лихорадки, который едва не прикончил меня в Индии.

— Молодец, Уотсон! — воскликнул Холмс. — Вы успешно провели свое первое расследование, стали соучастником убийства — и все это еще до завтрака! Вот это сувенир и для меня — подлинный Джори Халл. Сомневаюсь, что на холсте стоит его подпись, но нужно быть благодарным богам, посылающим нам такие дары в дождливые дни.

Своим перочинным ножом он отделил холст, приклеенный к ножкам кофейного столика. Холмс проделал все это очень быстро, меньше чем за минуту, и засунул трубочку холста в глубокий карман своего пальто.

— Это нарушает все правила юриспруденции, — проворчал Лестрейд, но все-таки подошел к одному из окон и после недолгого колебания, выдвинув задвижки, на полдюйма приоткрыл его.

— Лучше скажем, что мы исправили юридическую ошибку, — произнес Холмс голосом, едва ли не исполненным ликованием. — Ну что же, джентльмены, пошли?

Мы подошли к двери. Лестрейд открыл ее. Один из констеблей спросил, сумели ли мы добиться успеха.

При иной ситуации Лестрейд поставил бы его на место, однако на этот раз всего лишь заметил:

— Похоже, что это была попытка ограбления, превратившаяся в убийство. Я увидел это сразу, конечно, Холмс — секунду спустя.

— Очень жаль! — осмелился добавить второй констебль.

— Это верно, — согласился Лестрейд, — но по крайней мере крик умирающего старика спугнул вора, прежде чем он успел что-то украсть. Продолжайте работу.

Мы вышли в коридор. Дверь, ведущая в гостиную, была открыта, но я опустил голову, когда мы проходили мимо. Холмс, разумеется, заглянул в гостиную; он не мог не сделать этого. У Холмса просто такой характер. Что касается меня, я не видел ни одного из членов семьи и не хотел видеть. Холмс снова начал чихать его четвероногий друг вился вокруг ног, самозабвенно мяукая.

— Пошли отсюда поскорей, — сказал Холмс и направился к выходу.

Час спустя мы были уже дома, на Бейкер-стрит, 221 б, и занимали те же места, что и в тот момент, когда к дому подъехал Лестрейд: Холмс сидел у окна, я — на диване.