Тим Скоренко - Законы прикладной эвтаназии

«Софитель Ванда Харбин» напоминает доктору Аннапурну, самую прекрасную гору в мире. Когда-то Морозов мечтал стать альпинистом. Он представлял себе, как стоит на вершине, как в лицо ему светит солнце, как искрится снег под ногами. Как весь мир преклоняется перед ним, покорителем вершин. Он завидовал тем, кто сумел подчинить себе все четырнадцать мировых восьмитысяч-ников.

Он смотрел на фотографии – и почему-то всегда выделял Аннапурну из общего ряда. Не Эверест – самую высокую вершину. Не Чогори – самую опасную. А прекрасную и солнечную Аннапурну, длинный хребет с высшей точкой в восемь тысяч девяносто один метр.

«Господин Морозов?»

Доктор открывает глаза и смотрит на Чжао. Тот стоит у открытой двери джипа и держит в руке багаж Морозова.

«Да-да, иду».

В принципе, эти секунды забвения ему на руку: теперь китаец думает, что он и в самом деле устал.

Холл отеля уходит ввысь на три этажа. Везде – избыточная, излишняя роскошь, огромное золотое панно на всю стену над стойкой регистрации.

«У вас – номер повышенной комфортности, superior», – поясняет Чжао.

Китаянка за стойкой улыбается искренней, на удивление не вымученной улыбкой. За такую улыбку работодатель платит в два раза больше, чем за обыкновенную.

Пока Чжао оформляет номер, Морозов рассматривает рекламные буклеты, разложенные по ячейкам на металлической подставке. Парк Тигров на Солнечном острове, Научно-технический музей провинции Хэйлунцзян, Парк Чжаолинь. Один буклет привлекает внимание Морозова: мемориальный комплекс отряда 731.

Морозов вспоминает всё, что слышал и знает об отряде 731. Когда-то по НТВ он видел документальный фильм. Живые ещё люди с выпущенными наружу внутренностями, фотографии изувеченных различными болезнями «пациентов», строгое и серьёзное лицо начальника отряда – генерала-лейтенанта Исии Сиро. В памяти Морозова что-то путается, на смену отряду 731 приходят кадры резни в Нанкине – сотни изувеченных трупов на улицах города, тысячи изнасилованных женщин, красивое лицо какой-то китаянки. Это Айрис Чан, вспоминает профессор, журналистка, написавшая книгу о Нанкинской резне, а затем покончившая с собой от нервного потрясения.

На смену путаным мыслям об Исии и Чан приходит лицо Волковского. Волковский смотрит на Морозова с надеждой. Друг мой, надеюсь, ты сделаешь то, чего не смог сделать я. Я надеюсь, ты вдохнёшь жизнь в эту полувековую бессмыслицу.

«Профессор?»

Чжао уже закончил оформление. Чемодан – в руках у боя.

Они поднимаются наверх, на двенадцатый этаж. Лифтёр подчёркнуто смотрит в стену, хотя стоит лицом к клиентам.

Номер 1215 – шикарный. Огромная кровать, великолепная ванная, две больших комнаты. Морозов всем доволен.

«Прекрасно», – улыбается он Чжао.

Чжао склоняет голову.

«Моя задача – устроить вас как можно удобнее».

Две недели – в таком номере. Одно удовольствие. Морозов считает себя вполне обеспеченным человеком, но крайне редко останавливается за границей даже в четырёхзвёздочных отелях. Предпочитает «три звезды»: лучше сэкономить, а затем потратиться на что-либо другое. Алексей Николаевич непритязателен.

Чжао отпускает боя, давая ему на чай. Затем подаёт Морозову папку с документами.

«Здесь ваше полное расписание и все предварительные материалы, – говорит он. – Завтра я заеду за вами в одиннадцать, вас устроит такое время?»

Морозов кивает: «Конечно».

«Вам необходим арендованный автомобиль сегодня или я могу приехать на нём же завтра?»

«Я и сам могу арендовать машину».

«Мы хотели бы взять расходы на себя».

«Тогда я предоставлю вам чек, и вы его возместите».

«С удовольствием, господин Морозов».

Чжао вежливо прощается и выходит. Алексей Николаевич кладёт папку на стол, потом снимает пиджак и бросает его на кровать. Из кармана вываливается рекламка. Это буклет мемориала отряда 731: Морозов взял его со стойки.

Он поднимает проспект и читает, как добраться до музея. От железнодорожного вокзала Харбина – на автобусе № 343 до конечной остановки, пригорода Пинфань. Всего пятнадцать километров, не более получаса езды. Надо поехать. Или до конференции, или после неё. Морозов ещё не решил. Вопрос в том, сколько времени займут поиски. Вероятность того, что они ни к чему не приведут, гораздо выше вероятности успеха. Но попробовать нужно обязательно.

Он падает на кровать и раскидывает руки. С белого потолка на него смотрит сморщенное лицо старика из пятой палаты. Старик протягивает к Морозову руки, испещрённые точками от шприца, и что-то беззвучно говорит. Морозов закрывает глаза.

«Я всё делаю правильно», – произносит он вслух.

Все конференции скучны. Когда-то Алексей Николаевич каждую командировку воспринимал как праздник, но теперь он постоянно думает о том, как же ему надоело произносить заученные речи перед совершенно одинаковыми людьми. Китайские студенты его раздражают отсутствием индивидуальности. Раньше, читая лекции в других городах Китая, Морозов не чувствовал этого так остро, как в этот раз.

Ректор университета И Юн и доктор Дай Мэнфу (оказавшийся главврачом Первой больницы), в принципе, ничем не отличаются ни от Чжао, ни от сотни студентов, сидящих в огромной аудитории перед профессором. Морозова пугает странный, запрограммированный интерес любого китайца к своему делу. Китайский врач думает только о том, чтобы лечить; спортсмен – о том, чтобы заниматься спортом; математик – только о цифрах. Конечно, на самом деле всё обстоит иначе, но Морозов никак не может отвязаться от собственного заблуждения.

Алексей Николаевич очень старается. Старается быть приветливым, открытым и, главное, интересным. Хотя студенты всё равно слушают его молча и что-то записывают в блокнотах или набирают на клавиатурах нетбуков. Это всего лишь инаугурационная речь, не более того, даже не лекция. Лекции начинаются только через три дня.

Когда официальная часть подходит к концу, Морозова представляют студентам, а И Юн кратко излагает, что бы он хотел услышать от русского нейрохирурга, Алексей Николаевич пытается как можно быстрее покинуть здание университета. Его догоняет вездесущий Чжао.

«Господин Морозов, вы так быстро ушли, что господин И Юн не успел передать вам приглашение в гости на завтрашний вечер».

Он подаёт Алексею Николаевичу распечатанное на плотной красной бумаге с золотистой бахромой приглашение отужинать.

«Спасибо, Чжао, – отвечает Морозов. – Передайте господину ректору, что я, несомненно, приду».

«Вам что-либо нужно, господин Морозов?»

«Нет, спасибо».

Машина ждёт его на подземной парковке: это скромный Hafei Saibao, такой же обычный и серый, как все китайские машины. Потоки машин на улицах Харбина сливаются в длинную одноцветную змею с множеством хвостов. Автомобили практически неотличимы один от другого. Чудовищная тенденция современного автомобилестроения, думает Морозов. Одинаковые японцы, одинаковые европейцы, и как вершина – одинаковые китайцы.