Тим Скоренко - Законы прикладной эвтаназии

«Как всегда».

Максим пожимает плечами. Джи и Майя оказываются в большом прокуренном помещении. Судя по всему, это клуб. За потёртым столом несколько человек играют в карты. Высокий мужчина в старой военной форме (кажется, ещё царской) курит трубку, прислонившись к стене. Ещё несколько человек стоят группками и беседуют вполголоса. На пришедших никто не обращает внимания.

Джи исчезает за какой-то дверью. Майя – за ней.

Это довольно узкий коридор с двумя рядами дверей. В дальнем конце – крошечное окошко под самым потолком.

Джи поворачивается к Майе, которая уже сбросила капюшон.

«Ты знаешь, о чём ты будешь говорить с капитаном? Ты хочешь вернуться в Россию? Уехать в Америку?»

«Я не знаю, – честно отвечает Майя. – Скорее всего, в Европу. Война там уже закончилась».

«Да. Но там сейчас довольно тяжело».

«В России – страшнее».

«Да, – соглашается Джи. – Ну, пойдём».

Она идёт по коридору и стучится во вторую справа дверь.

В ответ раздаётся какой-то неопределённый звук, средний между «а» и «ы». Джи воспринимает его как разрешение войти.

За дверью – крошечная комната с диваном, столом, шкафом и огромной напольной радиолой. На диване сидит человек лет шестидесяти, обрюзгший, краснолицый, с бутылкой чего-то мутного в руке.

«Добрый день, Александр Александрович», – здоровается Джи.

«А-а! Девочка Джи! – Толстяк широко улыбается щербатым ртом. – Давненько я тебя не видел!»

Он ставит бутылку на пол. Судя по тому, что она полная, капитан ещё трезв.

«Какими судьбами? – спрашивает он. – И что это за молодая леди?»

«Её зовут Майя. Майя, это Александр Александрович Дяченко, капитан царской армии».

Боже, думает Майя, он был капитаном тридцать лет назад, но до сих пор держится за своё прошлое. Он опустился, спился, но по-прежнему помнит себя молодым, в белом кителе, верхом на лошади, с револьвером в руке.

«Здравствуйте, Майя», – медленно произносит Дяченко. В его глазах интерес.

«Ей нужны документы», – перебивает его Джи.

Дяченко щурится и разглядывает Майю.

«А куда вы собираетесь, юная леди?»

«Во Францию», – отвечает Майя. Она помнит, что Франция почти не пострадала во время войны и довольно быстро восстановила свои производственные и научные мощности.

«А-а, во Францию… Ну, передадите привет Шатилову, если жив ещё старик…»

Майя не знает, кто такой Шатилов, и ждёт продолжения.

«Александр Александрович, вы можете выправить паспорт?» – спрашивает Джи.

Дяченко хмыкает.

«Мочь-то могу. Но вот как добираться? Не через Советы же. Придётся делать три документа. Один – чтобы через японцев пройти. Тут и пропуска хватит. Второй – чтобы через Китай добраться, тут нужен советский паспорт. Ну и для Европы…»

«И во сколько это обойдётся?» – вмешивается Майя.

«А-а… – протягивает Дяченко. – Это мы сначала прикинем… А потом уже цифирь будет…»

Он медленно, кряхтя, поднимается с дивана, протискивается мимо женщин.

«Ну, подождите-ка тут, дамы. Я узнаю кой-что…»

Когда он исчезает, Майя говорит:

«Деловой. Ведёт себя не как друг».

«Он и есть не друг, а делец. Любой документ может достать. И контрабанду».

«Мне нечем ему заплатить».

Джи молчит. Майя смотрит на неё и ждёт ответа.

«Может, это и не понадобится».

«Вы же сами сказали, что он делец».

«У меня на него кое-что есть».

Джи делает два шага назад и выходит из комнатки. Майя следует за ней, но путь ей преграждает невесть откуда взявшийся мужчина в сером кителе без знаков отличия.

«Стоп-стоп. Ты никуда не пойдёшь».

«Что?..» – Голос Майи обрывается, когда человек хватает её, разворачивает и зажимает рот ладонью.

Продал, моя девочка, он продал тебя, этот толстый ублюдок. И эта добрая женщина тоже тебя продала. Хотя…

Нет, Джи бьёт мужчину кулаками по спине, её оттаскивают в сторону, а мужчина тянет Майю в конец коридора, к другой двери. Под крошечным окошком стоит Дяченко с серьёзным выражением лица.

Джи тоже зажали рот, но её тащат в противоположном направлении. Майя умудряется ударить своего соперника ногой по голени, он чуть не падает, Майя вырывается, но тут другой мужчина суёт ей в нос резко пахнущий платок, Майя рвётся из рук, но сил у неё становится всё меньше, и через несколько секунд она теряет сознание.

Голова сильно болит, очень сильно. Майя проверяет, на месте ли чертежи.

Нет, ничего нет. Только одежда, никакой сумки. Веки сделаны из свинца. Руки свободны.

«Пей», – слышит Майя.

У её губ – кружка с чем-то горячим. Пахнет травами. Майя послушно пьёт. Не то состояние, чтобы сопротивляться.

Напиток помогает. Глаза удаётся разлепить, голова уже не такая тяжелая.

Майя лежит на мягком диване в изящно обставленном кабинете. Помимо дивана, здесь есть письменный стол, несколько стульев, два кресла, книжные шкафы. Сквозь занавеси на высоких окнах пробивается яркое солнце.

«Сколько я спала?» – спрашивает Майя по-русски.

«Аната-ва Ниппон о шитте имасу-ка?»

Знает ли Майя японский? Знает, конечно.

«Хай», – отвечает она.

Дальнейший разговор идёт на японском.

В комнате двое мужчин. Один, в японской военной форме, сидит за столом. У него округлое лицо, украшенное пышными чёрными усами. Он явно уделяет уходу за ними много времени. На подбородке – жидкая поросль. Сквозь тонкие очки с круглыми стёклами глаза почти не видны – мешают блики.

Второй мужчина – в штатском костюме европейского образца. Неприятный, тяжёлый взгляд сквозь толстые очки в уродливой оправе – всё, что запоминает Майя.

«Вы спали около суток», – произносит усатый.

Майя пытается приподняться, но падает обратно на диван. Мужчина в штатском держит в руке кружку, из которой она пила.

«Рано ещё. Встать сможете минут через двадцать», – говорит он.

Военный встаёт из-за стола.

«Меня зовут Исии-сан. Мой коллега – Иосимура-сан. Несмотря на то, что вы пока не можете встать, вы вполне способны разговаривать. Я думаю, небольшая беседа пойдёт всем нам на пользу».

Майя молчит.

Она вспоминает эти лица, виденные ею на фотографиях в учебниках истории. Она вспоминает эти имена. Семьсот тридцать первый где-то рядом.

«Как вас зовут?» – спрашивает Исии.

«Майя».

«Амайя-сан…»

«Нет, не Амайя. Майя».

Исии улыбается и качает головой.

«Мне не хочется учиться вашему произношению. Думаю, проще вам приспособиться к моему. «Амайя» означает по-японски «ночной дождь». По-моему, очень красиво. Вы согласны?»

Майя кивает.

Исии берёт со стола один из пластиковых чертежей.

«Что это такое?»

Майя молчит.

«Молчание вряд ли поможет, Амайя-сан, – вмешивается в разговор Иосимура. – Я могу сам сказать, что изображено на этих чертежах. Скорее всего, это устройство для введения человека в искусственную кому, которая позволит ему пережить века. Я прав?»