Владимир Малов - ЗАО Дом Кукушкина

Константин Петрович внимательно оглядел эколога.

- И в самом деле вылитый он! Угораздило же тебя, брат, родиться точной копией Уильяма Шекспира. Не подозревал поди! А знаешь почему? Прижизненных портретов Шекспира почти нет!

Он улыбнулся, Михаил Владиславович подобострастно засмеялся, но настроение Константина Петровича, когда он глянул на главного охранника, резко изменилось.

- Ну и государство, блин! - молвил Константин Петрович горько. Одного человека хватают, правильным документам не верят и сразу к нам! А другой, пугало огородное, средневековое, хрен знает как одетое, бродит по Москве несколько дней, языка толком не знает, и хоть бы хны, ни один патруль внимания не обращает! Сейчас я Михей, даже не тебя виню, а так... вообще черти что в государстве творится! Хотя и вы, Михаил Владиславович, тоже хороши. Показывает человек документы, чего же не верите?

- Так ведь документы теперь на каждом углу, - начал было Михаил Владиславович, но Константин Петрович махнул рукой. Он нажал на стене какую-то кнопку, и рама-витрина слегка приоткрылась.

- Ну, так и будешь в несознанку играть? - спросил Константин Петрович Шекспира строго, однако на губах у него появилась улыбка. - Где скрывался, как назад дорогу нашел?

- Срывался, - отозвался вдруг Шекспир на ломаном русском языке, - из повозки совсем близко вылез, на соседнем перекрестке, место запомнил, телефон продал, стали друзья, потом Курский вокзал был, тоже известное место...

Тут, видно, русских слов ему не хватило, и он перешел на английский, но Константин Петрович, не дослушав, добродушно махнул рукой и закрыл раму и штору. Кандидат наук все это время стоял столб столбом, чувствуя на себе озадаченный взгляд Шекспира. Константин Петрович потянул эколога за рукав и ткнул пальцем в табличку рядом со стеклянной витриной.

- А вот это видал?

Машинально эколог прочитал: "Уильям Шекспир, великий английский драматург и поэт. Ранний период - до 1601 года. Родился в 1564 году".

- В раннем периоде молодой Шекспир писал комедии, - вскользь заметил Константин Петрович, явно наслаждаясь произведенным эффектом. - Трагедии он стал писать позже. Вообще-то в творчестве Шекспира было три периода, я специально интересовался. Да ты, наверное, в курсе, раз кандидат наук.

- А чего же только год рождения указан? - тупо спросил эколог первое, что пришло в голову.

- Думал я об этом, - ответил Константин Петрович, - да неэтично как-то год смерти писать. Вдруг он и сам ненароком прочитает, переживать будет.

Эколог с силой тряхнул головой, словно пытаясь вернуть себе способность соображать.

- Так это действительно Шекспир? - спросил он тихо. - Настоящий, из прошлого?

- А то какой же! - весело ответил Константин Петрович. - Самый натуральный. Взят из 1594 года. У нас в "Доме Кукушкина" без обмана.

Он двинулся по коридору дальше. Передвигая ноги, как автомат, эколог поплелся следом. В голове его вместо мыслей крутились только, многократно повторяясь, два слова: "самый натуральный, самый натуральный, натуральный..." Вскоре Константин Петрович остановился и нажатием кнопки открыл шторы сразу на двух витринах.

За одной был пустой просторный зал с царским троном на возвышении. За другой - роскошная спальня. Здесь сидел в кресле Наполеон Бонапарт с книгой на коленях.

- Наполеон взят нами из 1808 года, - прокомментировал Константин Петрович и тут же закрыл шторы. - Ну, теперь-то понял, что тут у нас происходит?

- Нет, - глухо отозвался кандидат наук и это было правдой.

- А потрясение в себе чувствуешь? - очень заинтересованно спросил Константин Петрович.

- Еще бы! - искренне ответил эколог.

Константин Петрович глянул на Михаила Владиславовича.

- Вот видишь! Глас народа! Пойдет у нас дело, пойдет!

Эколог зажмурил глаза и отвернулся от Наполеона Бонапарта. Потрясение опять вдруг сменилось у него горькой детской обидой.

- Я... я требую у вас объяснений, - почти выкрикнул он тонким, дрожащим, каким-то чужим и самому ему противным голосом.

- Объясню, объясню, - с огромным удовольствием отозвался Константин Петрович. - Самому не терпится объяснить. Горжусь я, честно говоря, этой своей затеей. Хочется на лицо твое посмотреть, когда все узнаешь. Скоро ведь всему миру придется объяснять, и мир ахнет. А ты можешь считать себя первым посетителем "Дома Кукушкина". И за бесплатно! Больше того, я тебя теперь, пожалуй, даже специальным призом награжу. А что?

Константин Петрович взмахнул рукой.

- Если твою историю раскрутить, какая же это будет реклама нашему заведению. Не реклама, а загляденье!

Но тут же лицо Константина Петровича стало задумчивым, он неопределенно покрутил пальцами в воздухе.

- А может, и не надо этого. Ни к чему народу знать, что Шекспир от нас сбежал и несколько дней где-то шлялся. Если б с ним что-нибудь случилось, неизвестно, как бы все повернулось. Хотя еще не знаю... Не исключено, что и в самом деле попозже твое приключение раскрутим.

9

Штора задвинулась, скрыв людей из этого чужого, безумного мира, можно было вернуться к перу с бумагой. Но с чужими людьми ушла и мысль, будто ее вспугнули. Шекспир отложил перо, встал из-за стола, прошелся по комнате.

Двоих из них он знал, а лицо третьего, удивительное дело, показалось собственным отражением. Непроизвольно он глянул в зеркало в серебряной оправе. Да, сомнений нет, такие же волосы, усы, борода, только одежда на неведомом двойнике была другой. Что за напасть, можно подумать, что хозяева этого дома задумали сыграть в его стенах "Комедию ошибок". Возможно ли это? Почему нет, раз написанная им недавно пьеса, построенная на забавной путанице с двойными близнецами, пользуется в Лондоне неизменным успехом.

Шекспир еще раз прошелся по комнате. Вид двойника по ту сторону стекла вызвал в его душе необычные ощущения. Он чувствовал странный разлад, как будто внутри него самого поселились двое разных, но очень схожих людей. Это ощущение уже было знакомо: первый раз оно посетило его, когда он выбрался из этого дома наружу в ужасно пахнущей повозке, способной двигаться без лошадей. Он вылез из нее при первой возможности, огляделся по сторонам, и вдруг ему показалось, что на этом перекрестке, совершенно непохожем ни на один уголок Лондона, он уже когда-то бывал. Явно не мог никогда бывать, но чувствовал, что это место знакомо.

Вокруг двигались приземистые колесницы опять-таки без лошадей, впору было закричать и призвать Господа, а он стоял и не испытывал никакого страха, словно так и должно было быть. Постоял, оглянулся, приметил вдали высокие остроконечные красно-белые башенки дома, который только что покинул, и пошел прочь, почему-то даже не стараясь запомнить обратную дорогу. А ведь с самого начала знал, что вернется назад. Вот только посмотрит, каков мир за высокими стенами этого дома, возможно, найдет верных друзей, и вернется, чтобы вновь покинуть дом уже вместе с императором французов, а также с Галилеем, если, конечно, тот решится.