Альбер Хигон - «Если», 1995 № 05

Какова же судьба человека космического века? Как поведут себя биологические часы в космосе, на других планетах?

По мнению известного специалиста по биоритмологии Дж. Л. Клаудсли-Томсона, «если точность показаний биологических часов зависит от получения ими геофизической информации, устранение последней может привести к трагическим последствиям для космонавта». Если геофизические факторы не играют такой существенной роли, человек проживет в космосе без земного стандарта времени. Он будет идти в ногу с внутренними часовыми механизмами своего тела, которые подчинятся обычным законам физики и химии. Согласно частной теории относительности, эти законы одинаковы во всех инерциональных системах отсчета. Альберт Эйнштейн принял, что скорость хода часов зависит от их собственной скорости, но не от ускорения. Поэтому есть основания полагать, что при ускоренном движении человеческие «часы» поведут себя так же, то есть не изменят свой ход.

Практика освоения космоса показала, что при кратковременных полетах сохраняется суточная периодика физиологических реакций организма, — до сих пор космонавты жили по земным биологическим часам. На других планетах будет своя суточная периодика. Освещенность, температура, барометрическое давление, влажность воздуха тоже будут другими. Человек может испытать влияние совершенно новых специфических для другой планеты условий. Заманчива перспектива повлиять на ход биологических часов. Замедлить время, например, резко затормозив все жизненные функции организма.

В природе есть множество примеров приспособления животных и растений к неблагоприятным условиям. Иногда это полная остановка жизнедеятельности (образование стойких к охлаждению, отсутствию влаги и кислорода спор или семян у растений) или замедление жизненных процессов (во время зимней спячки у животных). В свое время любопытные опыты проводил югославский ученый Ж. Радулович: животные, погруженные в анабиоз, подвергались воздействию электричества, углекислого газа, большой дозы рентгеновских лучей. Через сутки животных согрели, и они ожили.

Вероятно, к полному анабиозу в отношении людей прибегать невозможно, достаточно лишь снизить обмен веществ, замедлить дыхание, кровообращение, другие жизненные функции. Замедление времени может дать человеку преимущества.

Время — один из важнейших факторов бытия. Мы не видим его, не слышим, не осязаем, не воспринимаем органами обоняния. Но оно переплелось и связалось в единую ткань с нашей кровью и плотью. Без временной упорядоченности не было бы самой жизни.

…На луне не растет

Ни одной былинки;

На луне весь народ

Делает корзинки —

Из соломы плетет

Легкие корзинки.

На луне — полутьма

И дома опрятней;

На луне не дома -

Просто голубятни;

Голубые дома —

Чудо-голубятни…

В «Красном Льве» мне подали на обед старый добрый английский бифштекс. Я выглянул из окна верхнего этажа и на противоположной стороне улицы увидел девушку в розовом костюме. Она не торопясь шла по узкой улице нашего тихого города, возможно, самого тихого провинциального города во всей Англии. И оторопел. Но уже через секунду, сморгнув, снова занялся своим бифштексом. Очевидно, то, что я увидел, было просто обманом зрения, игрой солнечных бликов.

Многие удивительные, а подчас и совсем невозможные вещи можно было отнести на счет игры света и тени — за последнюю пару месяцев — с тех самых пор, как на редкость жаркое лето застало англичан врасплох. Жаркое лето всегда застает Англию врасплох. Когда Байрон писал об английской зиме, которая испускает дух в июле и снова вступает в свои права в августе, это не было гиперболой. Байрон просто констатировал факт.

Но в этом году…

Здесь, в Шатли, мы не слишком беспокоимся о том, что происходит в Лондоне, Ливерпуле или Лидсе. В таких городах может случиться все, что угодно. Когда мы услышали, что трое социалистов, членов парламента, явились на заседание Палаты общин в сандалиях и шортах, мы только фыркнули и решили голосовать за тори (что, впрочем, делали всегда).

В Шатли, однако:

— река так обмелела, что в четырех милях вниз по течению можно было перейти ее вброд, чего не случалось ни разу в истории Шатли, ведущей свое начало от самого Ноева ковчега;

— в центре города образовалась пробка из-за того, что чей-то маленький автомобиль напрочь прилип к расплавившемуся в лучах солнца асфальту;

— браконьер заявил в суде, что форель, которую он выловил, оказалась не только мертвой, но и сваренной. Хотя его заявление было признано рекордным даже для рыбацких россказней, он был полностью оправдан и его репутация не пострадала (впрочем, она вряд ли вообще могла пострадать);

— ученые заключили, что подобных явлений не наблюдалось по меньшей мере двести лет.

Все годы, которые я в состоянии вспомнить, а я могу вспомнить около тридцати, плюс еще несколько — о них у меня сохранились совсем смутные детские воспоминания — люди жаловались на то, какое холодное у нас лето. Теперь же они беспрестанно кляли солнце.

Я безо всякого энтузиазма закончил свою трапезу. Откровенно говоря, в такую жару мне и приступать к ней не особенно хотелось. Однако от старых привычек трудно отказаться. Поэтому, хотя «Красный Лев» и не блистал особым разнообразием, я все равно каждый день обедал здесь.

Кроме того, здесь никогда не бывало жарко. Старые, капитально построенные здания имеют немалое преимущество: и жара, и холод с трудом проникают в них. Я вздохнул и доел яблочный пирог. И мне захотелось…

Я не стар — мне тридцать три года. Моя хорошенькая жена, Шейла, моложе меня на девять лет. Будучи менеджером крупной страховой компании, я один из троих самых влиятельных людей в Шатли. У меня нет материальных проблем, не беспокоит здоровье, нет детей или родственников, которые могли бы доставлять неприятности, если не считать Дину и мою мать, которую пришлось поместить в психиатрическую лечебницу. Впрочем, она находится там слишком давно и уже не в состоянии реально воспринимать окружающий мир. Врачи даже не советуют навещать таких больных, и постепенно вы перестаете о них думать.

Вероятно, мне многие завидовали. Я не был в этом до конца уверен, ведь молодой босс должен сохранять осторожность. Он не должен слишком непринужденно держаться — иначе многие этим могут воспользоваться.

Я был довольно одинок, и у меня появились привычки преждевременно состарившегося человека. И мне ужасно хотелось, чтобы что-нибудь произошло.