Питер Бигль - «Если», 1996 № 07

В прошлом году в немецком городе Аугсбурге открылась автоматическая парковочная станция на 200 мест, изюминкой которой является смонтированный в центре цилиндрического подземного гаража уникальный тендер-подъемник: сей вращающийся механизм, повинуясь командам компьютера, распределяет поступающие автомобили по боксам, расположенным на винтовом пандусе. В числе прочих достоинств станции ее относительно небольшая площадь, а также бесспорный вклад в снижение загрязнения окружающей среды. Чтобы избежать очередей на парковку в часы пик, сотрудники кафедры космической техники Мюнхенского технического университета разработали компьютерную модель, с помощью которой и просчитывают оптимальные варианты «расфасовки» машин в тех или иных обстоятельствах.

И кто знает, а вдруг аугсбургский «бункер» действительно станет образцовым решением одной из транспортных проблем крупных городов?

Редакция журнала продолжает публикацию очерков об истории отечественной фантастики. Критик В. Ревич привел нас к началу 80-х годов, и здесь эстафету принял один из самых ярких представителей «новой волны», тогда еще советской НФ-прозы писатель Э. Геворкян.

Его воспоминания об атмосфере тех лет мы предлагаем вниманию читателей, еще раз оговорившись: авторы очерков, будучи непосредственными участниками описываемых событий, не претендуют на беспристрастность оценок.

Каюсь: давным-давно ввел в соблазн душу невинную, приохотил человека к фантастике. До той поры мой приятель, квантовый физик, Пантелеймон Волунов, по прозвищу Валун, фантастику не любил, поскольку не читал. Но десяток-другой книжек, подсунутых ему в должной последовательности, ввергли его в мир звездолетов и машин времени, лихих телепатов и отчаянных удальцов в сияющих скафандрах. Впоследствии Валун уехал по распределению в какой-то секретный «ящик» за Уралом и выпал из обращения лет на двадцать. Когда же опять переставились вехи и страна в очередной раз пошла другим путем, Валун остался без работы — «ящик» накрылся деревянной крышкой ввиду фатального безденежья и глобального потепления. В политическом, разумеется, смысле.

Увидел я его на московской улице за книжным лотком и узнал сразу же, был он все так же небрит, весел и шустр. Выяснилось, что он несколько лет как обосновался в столице, успел купить плохонькую квартирку, вовремя продав родительский домик в Гороховце. На жизнь не жаловался, наоборот, посочувствовал мне: идут сплошняком переводная литература и кинороманы, хотя покупателю уже обрыдли все эти доны Педры и они, покупатели, хотят российских авторов. На это я возразил, что ситуация уже изменилась. Как-то внезапно все успокоилось, горестно воздетые руки опустились долу, скорбные вопли о гибели литературы остались лишь в удел неудачникам. Умеющий писать да обрел издателя, а графоманы преуспели вдвойне. Время от сдачи рукописи до издания сжалось до невероятного, порой мерещится, что книги выходят из типографии еще до того как авторы их написали. Тиражи, конечно, несколько увяли, но зато взмыли гонорары.

Последующие встречи и споры заставили меня подозревать, что в глубине души Валун обижен на фантастику: то ли в силу того, что будущее оказалось несколько не таким, каким обещалось, то ли наоборот. Однако причины были совершенно другими…

Поначалу наши беседы шли о современных авторах и книгах. Валун хорошо знал конъюнктуру, и его неожиданные реплики приводили меня в замешательство — знали бы некоторые из моих знакомых, что о них думает читатель.

Однако о чем бы мы ни беседовали, разговор неминуемо переходил на дела последнего десятилетия. И впрямь, историки литературы, обожающие делить плавное течение времени на отдельно взятые отрезки, непременно выделят промежуток между 1985 и 1995 годами как особо значимый для развития отечественной культуры. Как его назовут, классифицируют грядущие расчленители не суть важно, поскольку сие будет зависеть либо от воли заказчика, либо от политической конъюнктуры, что почти одно и то же.

Валун утверждал, что истории литературы на самом деле не существует, есть лишь биографии писателей, придуманные ими для выступлений и энциклопедий, корявые библиографии, составленные пламенными фанатами либо унылыми библиотекарями, и все это вперемешку со статьями паразитирующих критиков и практикующих идеологов. Впрочем, добавил он, это настолько тривиальная мысль, что нуждается в непрерывном напоминании, иначе, как и всякая банальность, она уйдет в сферу обыденного сознания, забудется во времени, чтобы потом снова явиться в виде знаков откровения либо матрицы судьбы. Тогда-то мне и надо было насторожиться, но я не обратил внимания на эти слова, прицепившись лишь к слову «судьба».

У нас, внушал я приятелю, что ни год, то судьбоносный. О последнем десятилетии и говорить не приходится. Но колеса истории без должной смазки не проворачиваются. А их смазывали обильно и любовно задолго до 17 мая 1985 года…

Давно это было. В конце 70-х годов стечением личных обстоятельств занесло меня в Москву. Казалось, ненадолго, но расклад вышел иной. К тому времени я под завязку начитался фантастики и, естественно, пробовал свои силы преимущественно в сферах сатиры и гротеска. Разумеется, судьба неминуемо привела меня в Московский семинар молодых писателей-фантастов при Союзе писателей. «Приключенцы» патронировались другим отсеком общего ковчега советских писателей, и наши с ними пути пересекались в иных местах. Всем известно, что Литература делается не только и в первую очередь не только на столичных тусовках, но пути отечественной фантастики будут неясны, если не вспомнить полюса притяжения тех лет.

Именно тогда взрастали на семинарских харчах многие нынешние московские и питерские литераторы, именно к двум столицам тяготели в меру молодые таланты из Киева и Таллина, Новосибирска и Красноярска, Симферополя и Волгограда. Потом начались приснопамятные Малеевские семинары, но о них чуть позже. Теперь уже трудно вспомнить всех «семинаристов». Был некий костяк, куда входили В. Покровский, Б. Руденко, А. Силецкий, В. Бабенко, потом подтянулась и следующая генерация — А. Саломатов, В. Каплун, Н. Лазарева… Из критиков регулярно наличествовали Вл. Гаков и В. Гопман. Переводчики были редкими гостями, но В. Баканов прошел с семинаром весь его путь. Список сей далеко не полон, приходили многие, оставались не все, ряды плотнели и разжижались, но теперь это все в прошлом.