Журнал «Если» - «Если», 2012 № 01

— Вот закроют канатку, шмотки тоже выставлять прекратят, — шепнула Арабелла. — Кто их увидит снизу?

— Преступление, самое настоящее, — проворчал брат.

Арабелла оглянулась на вагоновожатого. Темные глаза, волевой подбородок. Может, просто видела в прежних поездках таких вот мужественнных? Говорят, в канатчики набирают по внешнему виду.

— А ты знаешь, почему закрывают? — спросила она.

Эндрю мрачно кивнул:

— Слишком жирно получается. Возят нас туда-сюда, по разным интересным местам. Кое-кому это не по нраву. Кое-кто предпочел бы, чтобы мы от этих мест держались подальше. А то, мол, происходит нарушение личного и общественного покоя. Ну, еще деньги. Канатный транспорт, говорят, слишком дорого обходится. Такие вот объяснения.

Канат пошел кверху, к большой станции со стеклянными навесами и узорчатым кованым ограждением. На ней вращались могучие приводные шкивы, не чета натяжным, тем, что на площадке универмага. Когда кабина остановилась, сразу ощутилась вибрация машины.

Эндрю выпрыгнул первым, сестра вышла вслед за ним. Вдали, по другую сторону главного торгового района, серой глыбой высился покинутый ими универмаг. Пестрели на стене рекламные надписи, но с такого расстояния не разобрать ни слова.

Опустевшая кабина с шумом въехала на стрелку, отпустила тяговый трос, прокатилась несколько футов под уклон по рельсу, ухватилась замком за другой канат и скрылась из глаз вместе с вагоновожатым.

— Ну, ладно, — вздохнула Арабелла. — Дальше-то что?

— Лампы, — бодро ответил Эндрю. — И всякое прочее. Ищем подарок.

По идее, в магазине должны царить тишина и порядок. Но здесь брат с сестрой застали сущий бедлам: витрины нараспашку, экспонаты извлечены и разложены там и сям, на полу несколько приказчиков запихивают в коробки смятые газеты.

Красотка в длинной юбке, с пыльным платком, обмотанным вокруг головы, на вопрос Эндрю только пожала плечами.

— К переезду готовимся, вот уж… сколько, Грег? — кто-то отозвался, но Арабелла не разобрала слов. — Неделю. У нас же хрупкое все. И ждать нельзя.

— Но почему? — спросил Эндрю. — А, Джилл? Почему съезжаете?

— Так не будет больше канатных дорог. Откуда покупатели возьмутся? В холле есть грузовой лифт, но это сколько от него шагать! Много ли найдется желающих? Вот и приходится собирать манатки. Да ты не волнуйся, постоянным покупателям мы оповещение разошлем с новым адресом. Открытие устроим, все чин-чинарем… Скажи, какая лампа, а я уж подберу из лучших моделей.

— Но это ж когда будет, — в отчаянии развел руками Эндрю. — Лампа мне сегодня нужна.

— Ну ладно, походи, посмотри. Может, и попадется что-нибудь. А мне недосуг, извини…

Но вместо того чтобы заняться не терпящей проволочек упаковкой витринных экспонатов, Джилл удивила Арабеллу: застыла посреди зала, склонив голову, будто прислушиваясь, а потом устремилась к выходу. У Арабеллы создалось впечатление, что Эндрю привык получать от этой женщины куда более радушный прием. Порой он приносил домой видавшие виды штуковины — вот, стало быть, откуда взялись по крайней мере некоторые из них.

Сейчас Эндрю стоял в полной растерянности.

— Ну, и чего ждем? — спросила Арабелла.

— Езжай домой, если торопишься, — огрызнулся брат. — У тебя ж отвальная нынче. Куча дел.

Арабеллу и впрямь ждала куча дел. А уж при виде кипучей деятельности в магазине и вовсе стало стыдно за свою нерасторопность. Эта Джилл за пятнадцать минут навела бы в комнате Арабеллы полнейший порядок.

Но нельзя возвращаться с пустыми руками! Никак нельзя.

Завтра утром поезд увезет Арабеллу в горы, в новую школу. Этого не отменить, но надо постараться, чтобы не пропали зря последние часы перед разлукой с единственным городом, который она знает.

— Эндрю! Эй!

Звала Джилл, она держала в руках что-то, завернутое в старую газету.

— Вот, нашла на складе, в дальнем углу с неликвидным хламом. Если подойдет, забирай.

Продавщица развернула газету, под ней оказался темный металлический цилиндр этак в фут длиной и дюйма два диаметром. Смахивал он и на дубинку, и на ручку какого-нибудь инструмента. Скорее всего, ни то, ни другое — очень уж хрупкий на вид.

По лицу брата Арабелла поняла: раздумывает — не притвориться ли, что загадочный предмет ему знаком.

Джилл избавила его от соблазна солгать:

— Это электрод для дуговой лампы. Причем редкий, магнетито-титановый. Откуда он у нас, даже не спрашивай.

— Но ведь… для дуговой лампы этого мало. А где все остальное?

— Почем я знаю? Хочешь, забирай — необычная вещь. В газету загляни, может, что интересное найдешь. — Джилл снова умолкла. На этот раз она явно что-то уловила, некую перемену в вибрации и стуке канатной дороги. — Ну, или положи возле двери. Приходи в новый магазин, купишь что-нибудь получше.

На этот раз она удалялась целеустремленно — прямо к выходу, к лестнице.

В газете Арабелла заметила рисунок на всю полосу. Какая-то авария: сломанные балки, дерущиеся на руинах люди. Но толком разглядеть не удалось — Эндрю обмотал бумагой цилиндр. Решил все-таки взять. Да и что ему оставалось?

Он огляделся.

— Может, еще поищем…

— Ничего мы здесь не найдем. Пошли.

По возрасту они различались на каких-то пятнадцать минут, и родители скрывали, кто появился на свет раньше. Но брат всегда безошибочно угадывал, когда следует признавать авторитет сестры.

Они поднялись на площадку. Вагоновожатый, тот самый черноволосый, в начищенных до блеска ботинках, уже подогнал другую кабину, старую, крашеную алым лаком и оттого весьма помпезную на вид. Она свисала с несущего каната, а парень возился с замком. Кабина так и манила прокатиться, но этот маршрут вел в противоположную сторону от универмага, а значит, и от дома двойняшек. А ведь там столько дел! И до чего же неохота за них браться…

Этой-то кабины, как поняла Арабелла, и дожидалась Джилл. Она стояла на краю площадки под солнцем, стряхивая мелкие обрывки пергамента с жакетки. Платок продавщица успела снять; ее каштановые волосы были заплетены в две толстые косы и уложены бубликом.

— Отправление через пять минут! — оповестил вагоновожатый.

Вставший было с лавочек на площадке люд расселся обратно. Даже в пору расцвета подвесного транспорта пассажирам было не обойтись без стоического спокойствия и неусыпной готовности к любым малоприятным случайностям.

Вагоновожатый лихим прыжком покинул свою кабину и зашагал к Джилл. Вот они облокотились рядышком на перила, глядят на городской ландшафт. Далековато, ни слова не слышно, а подойти поближе — непременно выдашь свое любопытство. Арабелла решила его «переключить».

— Дай-ка на электрод взглянуть.