Журнал «Если» - «Если», 2012 № 01

— Хватит. У меня есть вопросы, и хочу получить на них ответы.

Я устраиваюсь поудобнее.

— Спрашивайте.

Он наклоняется вперед, словно пытаясь пришпилить меня взглядом.

— Почему сюда послали именно вас?

Я смеюсь.

— Очень просто. Я оказался под рукой.

На его лице нет и следа улыбки.

— Не несите ерунду. Вы, несомненно, входите в близкое окружение Билла. В ответ на ваш предыдущий вопрос: я слежу за тем, что вы называете новостями. Вы в них не упоминаетесь.

Я снова смеюсь.

— Я не делаю ничего, достойного упоминания.

— Или же ничего, что просачивается в прессу.

— Вы переоцениваете мою важность. Меня послали, потому что я бросовый, большей частью я лишь историк. Во избежание ошибок прошлого и всякое такое.

Вольф качает головой, не веря мне.

— Я не дурак. Билли посылает здоровую, упрямую, дерзкую немецкую овчарку, и я должен поверить, что это какой-то дармоед? Если б вы были бросовым, вы бы оказались чихуахуа.

Я грожу ему пальцем.

— Да вы борец за породу, — выражаюсь я мягко.

— Избавьте меня от вашей душещипательной требухи, — раздраженно клацает Вольф. — Лучше быть большим, крепким и породистым, чем какой-то маленькой и слабой дворняжкой.

Я улыбаюсь.

— Мне понятно, на чем вы основывались, когда строили свое утопическое общество.

Уши у доберманов встают торчком, когда возвращается Хлоя вместе с Виолой Спунер. При виде человека их уши обвисают. Ноздри Вольфа расширяются, и он тревожно ерзает в своем кресле.

Я поднимаюсь, чтобы поприветствовать человека, и гостеприимно ей улыбаюсь.

— Спасибо, что присоединились к нам, госпожа Спунер.

Она нервно кивает:

— Не за что.

Я обращаю ее внимание на нашего хозяина.

— Представляю вам генерала Вольфа. Он ваш владелец de facto и, кажется, считает вас весьма ценным товаром.

Она откашливается, потом спрашивает:

— Наше мнение будет как-то учитываться?

— Нет, вероятно.

Она обращается к Вольфу:

— Я надеюсь, у вас хватит духу освободить нас из этого бессовестного заключения.

Он смотрит на нее — морда бесстрастна, тело напряжено.

— Вас не подвергают жестокому обращению.

— Не считая избиения, когда нас схватили. — Она касается рукой перекошенного лица. — Но с нами не обращаются надлежащим образом. Скверная пища, ограничение свободы, отсутствие медицинского ухода. Один из нас уже умер, а состояние остальных оставляет желать лучшего. Вы не имеете права так обращаться с нами.

Вольф щурится:

— Не имею права? В этом месте правлю я, и это единственное право, которое мне требуется. Я мог бы всех вас вывести наружу, расстрелять и оставить на корм стервятникам. И мой приказ будет выполнен немедленно, потому что слово мое — закон.

— Чувак, стервятников уже не осталось, — услужливо подсказывает Хлоя. — Вы их всех сожрали. Что до меня, то я предпочитаю жареную курицу. Ела вот две ночи назад, такую хрустящую, да еще с печеньем и спаржей. — Она качает головой. — Штука в том, что спаржу я люблю почти так же, как и курицу. Чудно, правда?

— Заткнись, — рычит Вольф, разозленный, что его угроза была столь искусно сведена на нет поразительной способностью Хлои применять свою непочтительность в качестве особого боевого искусства. — Я убью их, если не получу того, что хочу.

Я смотрю на него и развожу руками:

— Тогда мы вернулись к самому началу, так ведь? Вы до сих пор не сказали мне, чего хотите. Перестаньте тратить время на угрозы и назовите вашу цену.

Прежде чем заговорить, Вольф обдумывает свои слова, шевеля при этом челюстями, словно обгладывая кость. В его прикрытых глазах я вижу жадность, питающую его расчеты. И я уже догадываюсь, что он собирается потребовать — его желания продиктованы его положением, точно так же, как провалившийся в глубокую яму наверняка попросит веревку или лестницу.

— Я хочу… много чего. Я хочу, чтобы эмбарго было отменено и начались регулярные поставки продовольствия. Я знаю, что на моей границе концентрируются войска… — Тяжелый взгляд в мою сторону. — Я хочу, чтобы их отозвали и был подписан пакт о ненападении. Я хочу, чтобы отремонтировали сотовую связь. Это только начало списка.

— Я понимаю, — говорю я, тщательно отмеряя в словах сарказм. — Вам необходимы средства, чтобы удержать ваш дешевый аттракцион по образцу Талибана от падения.

Ему требуется видимое усилие, чтобы не ответить на мое оскорбление.

— Называйте, как хотите, — произносит он наконец. — Я получаю, что мне нужно, вы получаете людей. Если я не получаю, чего хочу, — они покойники.

Я даю угрозе повисеть миг-другой, а затем начинаю усиливать нажим:

— Вы не сделаете этого. Прекратите нести чушь.

Глаза его вспыхивают.

— Сделаю!

Я качаю головой.

— Нет, ладно еще казнить того, кто пугает вас или не соглашается с вами, но подобную позу приберегите для своей игрушечной армии. Я не куплюсь на это.

— Не вынуждайте меня! Я предупреждаю!

— Так я и поверил! Я не из тех легковерных болванов, которыми ты себя окружил. Так что вытряхни дерьмо изо рта, старая ты баба, и говори как есть.

Вольф вскакивает на ноги, губы его оттопыриваются в рычании.

— Я убью их лично! Я предупреждаю!

Я смеюсь ему в лицо.

— Не надо ля-ля, старое кастрированное трепло!

Вольфа буквально трясет от ярости. Его телохранители неуверенно дергаются. Никогда прежде у них на глазах с их хозяином не обращались подобным образом, и теперь они понятия не имеют, как поступить. Хлоя таращится на меня, не понимая, зачем я дразню чудовище. В углу Бадди тихонечко скулит от страха.

Виола Спунер на миг встречается со мной взглядом. В ее глазах глубокий ужас, но также и понимание той игры, которую я веду, и своей роли в ней.

Эта храбрая женщина поворачивается к Вольфу и делает шаг к нему.

У него вздымается загривок, он предостерегающе рычит.

Она поднимает руку. Направляет на него палец.

Рык Вольфа становится все более угрожающим, он сжимается перед прыжком. Его охранники обнажают зубы.

— Нет! — кричит она решительно, а затем произносит слова, которые я и ожидал: — Плохая собака!

Вольф валится, как подстреленный, грохается о пол и съеживается. Охранники позади него скулят и опускают головы.

— Плохая, плохая собака! — шипит на него Виола Спунер, и бич ее недовольства сдерживает Вольфа и охранников, пока Хлоя, Бадди и я окружаем их, чтобы лишить возможности причинить вред. Один охранник пытается сопротивляться и с оскалом двигается на Виолу Спунер, но Бадди обрушивается на него, словно концертный рояль на спичечный табурет — старый защитник людей не дрогнул в своей преданности.

Мы добиваемся лучшего разрешения проблемы Вольфа и его узников, чем я мог даже надеяться, однако лично для меня гораздо более худшего.