Генри Олди - Дорога

2

Ночь вышла во двор и присела на ступеньки. Гроза, копившаяся целый день, полыхнула несмелой молнией, и в разорвавшемся занавесе, у самых ворот, ночи примерещилась нелепая, невозможная фигура - будто песчаный варан встал внезапно на задние лапы, и на плоской морде ящера застыло напряженное человеческое внимание... В следующее мгновение двор был уже пуст. Ночь прыгнула к забору, но на улице никого не было; если не считать случайного прохожего в блестящем синем плаще, уже свернувшего за угол.

Начался дождь. Ночь подумала и вернулась под крышу.

ПРИЛОЖЕНИЕ III

(Кодекс Веры, глава о Порче, раздел "Строения")

ХIV. 6. Строениями называются искусственно возводимые места обитания людей, содержания домашних животных, хранения любой собственности; постройки гражданского и культового предназначения, а также естественные природные образования, соответствующим образом подготовленные.

ХIV. 7. Любое строение возводится с соблюдением положенной технологии, как то: ритуальные щели для проникновения осадков и образования сквозняков, пропитка строительных материалов гнилостными мастиками, использование положенных пород дерева и стандартизированного кирпича, наличие в подвалах грунтовых вод, и т.д., см. раздел "Порча: предпосылки и условия".

ХIV. 8. Всякое строение, включая естественные природные образования, формируется таким образом, чтобы при оставлении строения человеком и прекращении непрерывного человеческого ухода покинутое строение немедленно вошло в перманентный цикл разрушения и по истечении срока от пяти до девяти лет пришло в полную непригодность. Использование брошенных строений карается в соответствии с существующим законодательством.

ХIV. 9. Всякое строение не должно превышать уровня двух этажей наземных построек, и полутора ярусов ниже фундамента. О храмовых молельных помещениях см. раздел "Исключения - как они есть".

ХIV. 10. Нарушения любого пункта главы о Порче, раздел "Строения", влечет за собой пожизненное заключение в Казематы Входящих без подачи апелляции с одновременным лишением гражданства.

ХIV. 11. Строения, созданные с отклонениями от существующих норм Порчи, подлежат немедленному уничтожению.

ХIV. 12. Заявления Пустотников о нарушении норм Кодекса Веры рассматриваются советом Порченых жрецов в индивидуальном порядке.

3

Это был совершенно обычный стол. Длинный, дощатый стол, без излишеств, вроде гнутых ножек, лакированного панно или резьбы по кромке. И люди сидели за этим столом совершенно обычные - пожилые, разные, обремененные заботами и неурядицами, лысые, бородатые... И люди, и стол удивительно подходили друг другу. Простота, уверенность и спокойствие.

Первым справа сидел Архелай Тисский, Отец Строений. Его посох стоял поблизости, прислоненный к стене, и на набалдашнике тускло поблескивало стилизованное изображение циркуля - личный знак Строителя. От посоха ложилась узкая тень, конец которой упирался в грубые толстые подошвы башмаков - но уже не Архелая, а следующего сидящего за ним. Чувствовалось, что этот человек прочно стоит на земле. Многие даже сетовали, что слишком прочно, но делали это незаметно, шепотом - и правильно делали.

Сидящего вторым звали Медонт Гуриец, и он был Отец Свободных. Именно людьми Гурийца устанавливались сроки Реализации Права каждого гражданина, в его канцелярии обсуждалась форма и способ каждого заявленного Ухода, и подписи Медонта было достаточно, чтобы гордый аристократ распустил приглашенных, вылил заранее составленный яд и отправился под присмотром в загородное имение - жить дальше, в горечи и позоре. Лишь Реализовавший свое Право уходил из сферы влияния Гурийца, чье слово заканчивалось на пороге этого мира; уходил, но напротив Медонта за столом сидел третий человек, и даже ушедший в небо не мог пройти мимо него.

Брат Ушедших, сгорбленный, высохший Эвпид из Зама... Брат - ибо назвать себя Отцом Ушедших не осмеливался никто. Но костлявая, покрытая синими венами рука Эвпида дотягивалась подальше, чем любая другая. Она дотягивалась до смерти, позорной или почетной смерти, и мертвой хваткой брала небытие за глотку. Установка или публичный снос именного жертвенного камня, приношение венков или наложение клейма на место захоронения, запрет на вознесение родовых молений - и это далеко не полный перечень... Когда немощная фигура Эвпида появлялась в коридорах канцелярии Медонта - все служащие не сомневались, что чьи-то родственники до третьего колена по обеим родительским линиям надолго задержатся на земле... У локтя Эвпида лежал его медный жезл в виде молнии, оканчивающийся растопыренной пятерней с аккуратно заостренными ногтями, покрытыми серебристым лаком. Эвпид из Зама все время придерживал жезл, словно опасался, что сосед его предпримет попытку украсть символ - но сосед сурово молчал, и неподвижность его была сродни покою ночного утеса.

Незачем зариться на чужой жезл Ктерию Бротолойгосу, Отцу Вещей. Не интересны ему люди - ни живущие, ни ушедшие, никакие... Вещь - сотворенная или приспособленная - вот что способно нарушить покой Бротолойгоса, и если будет усмотрено несоответствие вещи тому, что гласит Кодекс Веры - горе создателю неположенного!.. Тут уж слово Ктерия имеет последний вес. Промолчат тогда и Архелай, и Медонт, и Эвпид, потому что тяжел знак Бротолойгоса, Отца Вещей - свинцовый гладкий шар, подобный гире, что кладут на весы торговцы. Только здесь весы иные...

И, словно услышав невысказанное, зашевелился силуэт на дальнем конце стола... Распахнулась серая грубая накидка, и знак Весов блеснул на груди Мердиса Фреода, Пастыря Греха. Тот грешник, за кем захлопывались двери Казематов Входящих, вычеркивался из мира; не строил он зданий, не делал вещей, не жил, не умирал... Слеп был Мердис, с самого рождения слеп, всегда выбирался Пастырь из незрячих, потому что не видят глаза человеческие греховных помыслов. Внутренний взор нужен избранному, безошибочный, бесстрастный - тот взор, что ни разу не видел мира этого, но сравнивал сделанное с высшим законом. И не выдерживал никто взгляда слепых, белых глаз Мердиса Фреода, Пастыря Греха.

Молчание сидело за столом Совета, тяжелое, гнетущее молчание, и кто-то должен был начать первым.

- Да, - волосатый кулак Медонта Гурийца опустился на стол, и непокрытая скатертью поверхность вздрогнула и мелко затряслась.

- Да, он не принадлежит к числу свободных граждан, выходя тем самым из моей компетенции, он не нарушил чужого Права, но... Да. Я отдаю его.

Начало тем самым было положено. Пришло время говорить.

- Да, - голос Архелая Тисского звучал ровно и размеренно. - Он не нарушал закон строений, он вообще никогда ничего не строил, живя в построенном другими, но я жертвую малым во имя большего. Я отдаю беса по имени Марцелл в распоряжение Пустотников.