Иван Ефремов - Румбы фантастики. 1989 год

Перед Антоном стоял старик.

Густые светлые усы и козырек темной форменной фуражки — первое, что бросилось в глаза.

— Летаешь? — дружелюбно спросил владелец густых усов.

— Да так, — пожал плечами Антон, — помаленьку.

— Хорошее дело, — сказал человек в кителе, и в голосе его послышалась легкая зависть. — Я тоже мог когда-то. — Он покряхтел, облокачиваясь на поручни. — Мог, да… Хорошее дело.

Они помолчали.

— Бывало, как луна… так все… не могу. Выберешься из сены, а внутри аж трепещет все. Пробежишь, оттолкнешься и — пошел… Какая гульба была! Где шабашите-то? — спросил он осторожно.

Антон невнятно промычал что-то. Но, подумав, добавил: — В первый раз я вылетел.

— У-у-у… — качнул головой старик. — Тогда ты это… Не увлекайся поначалу. Сила-то, она ить от луны. Вертайся пораньше. Чтоб с запасом. А то был со мной случай, по неопытности тож… Дотянул до петухов, резвился все. И чувствую, что вышел весь. Тянул с последних сил задницей сосны сшибал. Поскидывал с себя все, силу чтоб поддержать. А луна уж блекнет. Тянул, покуда силы были, аж внутри весь выгорел. Не стерпел, упал в лес. А тайга у нас… Охо-хо… Я с-под Томска родом-то…

Старик замолчал и полез в карман. Достал трубку, пакет с табаком «Нептун». Долго сопел, покашливал, чиркал спичками.

Антон пытался вспомнить, где же он мог видеть этого старика. То, что видел — это было точно. Тут память Антона осечек не давала. Труднее было вспомнить, при каких обстоятельствах.

— Ну и что? — не выдержал Антон.

— Пошел… пс-пс… пешком да босиком… пс-пс… Наконец трубка разгорелась, и речь старика стала внятнее.

— А нагишом-то в тайге — слыханное ли дело? Изодрался весь, опух с укусов. Мошка жрет — сил нет. Думал, не дойду. Наутро — дождь. День льет, ночь пришла — просвета нет. Иду, голову задрал… Как луна выглянет, так я уж прыжками через бурелом да чащобу. Как башку не сломал…

Старик вздохнул и выпустил клуб дыма.

— На третьи сутки вышел на базовку. Признал. Ране слыхивал, что есть такая, верст полета от нашей деревни. Еще с полдня на гумне хоронился. Мужиков нет. Бабы все. Трое их там было. Старуха, да молодая с дочкой. Не стерпел, окликнул молодуху. А та и пугаться не думала. Да…

Старик усмехнулся едва слышно.

— Вот так и вышло… День я еще у нее отходил. Отпарила она мой испуг в бане, отходила. На телеге свезла до станции. В мужнино одела и свезла. Навещал я ее потом. Поняла она, что к чему со мной в первый раз было. Тосковала, что летать не может. Уж я бился с ней, бился… Не могу, говорит, Еремей, хоть ты что со мной делай. Оно и верно. Уж коли от бога, так от бога, а нет, так не вложишь. Доколе душа болит, дотоле летать будешь. А уж коли зажил справно да сытно, то уж не обессудь — отдай, что брал. Так и расстались с Марией. А потом уж и других ведьмаков повстречал.

— Кого? — оторопел Антон.

— Ведьмаков, — спокойно ответил старик, — которые способные. Так и на шабаш попал. Иван, кузнец с соседней деревни, свел. Он и сейчас жив: пишет когда… Там мне крепко досталось, что посторонних я в это дело впутал. Про Марию, стало быть, разговор был. Оно, конечно, и верно. Времена были — не чета нынешним. Народ шибко дремучий был. Раз-два, и петуха тебе подпустят. Особенно до баб это дело опасное. В их ить начало-то другое. В нас от мысли сила, а в их — наоборот — от души. А с душой, знамо дело, как совладать? Да баба, она баба и есть. Где не сдержится, порчу наведет… Потому и боялись огласки пуще смерти. Ну и закружило меня, завертело. А ведьмы как на подбор всегда… Наталья одна была…

— Старик закашлялся, засипел трубкой, пуская искры.

Замолчал.

— Заговорил я тебя. Светать скоро будет. Далеко лететь-то?

Антон ответил.

— М-м-м… бывал я у вас, — кивнул головой старик. И тут Антона осенило. Он вспомнил, где и когда видел этого старика. Он подходил к Антону на выставке, попросил картину, Антон даже вспомнил, что именно просил старик: «Пристань». «Волны так только у деревни моей шумят… На закате…» — бормотал он, поспевая за Антоном. Верхоянцев подошел тогда к раме, выдернул без слов картонку, протянул ее старику. И прежде чем в воздухе повисла неловкость, пожал ему руку.

— Полечу я, — сказал Антон.

— Счастливо, — откликнулся старик. — Про луну не забывай. На шабаш попадешь, поклон там… От Еремея, скажи, Столетова.

Антон поднимался вверх спокойный и уверенный в своих силах. Все выходило естественно. Неразрывна связь времен. Вот пришел и его черед принять эстафету. «Ведьмак»… — засмеялся Антон. Племя неустроенных, род неудачников… «Коли зажил сыто, да справно…» Действительно, сытых творцов не бывает…

— Алексей! — раздался звонкий женский голос. Антон кувыркнулся от испуга и закрутил головой. На светлеющем небосклоне видна была стремительно приближающаяся фигурка. Развевающаяся копна волос и белый купальник. Ведьма!

Прежде чем Антон опомнился, их тела сшиблись.

С налета оседлав Антона, ведьма крепко прижала его лицо к груди.

— Ага-а! — торжествующе кричала ведьма, и они, кувыркаясь, падали в бездну. Но вот она, смеясь, отпустила Антона, и улыбка сбежала с ее лица.

— Ты кто такой? — спросила она, отпрянув.

Ошалевший Антон глотнул воздух.

— Новенький, что ли? — обрадованно продолжала ведьма.

Она тряхнула головой, и волосы закрыли белизну незагоревшей кожи. Взяв Антона за плечи, ведьма вгляделась в него.

— Батюшки! Никак Верхоянцев? Что же ты раньше-то не летал? Еще на выставке были у тебя, думали, должен полететь… Или ты не знаешь, где шабашим?.. Вот что, Верхоянцев… Пиши мой телефон. Сюда пиши, постучала она Антона по лбу. — Ох и тетеря ты… — она с сомнением оглядела Антона. Тот приосанился и поддернул трусы. — Значит, так… Запоминай: сорок два! Повтори.

— Сорок два, — эхом откликнулся Антон.

— Девятнадцать.

— Девятнадцать, — механически повторил Антон, так и не придя в себя.

— Сорок девять.

— Сорок девять, — послушно кивнул головой Антон.

— А теперь дуй домой, Верхоянцев, — мягко добавила ведьма. — Да не смотри ты на меня так… Что же ты, ведьмы не видел, что ли?.. Я найду тебя на неделе… Домой, домой, Антон Дмитриевич! Больно несобранный вы сегодня. Не дай бог, ахнетесь где-нибудь. Все вопросы потом.

Выгнувшись змейкой, ведьма сверкнула телом и быстро исчезла на светлом небосклоне.

Антон повисел, приходя в себя, почесался немного, бормоча, глянул на редеющие звезды над головой и, вздохнув, набрал скорость.

Ориентировался он неплохо и спустя каких-нибудь тридцать минут лета был над городком. Торопливо зашел на свой дом и, чувствуя, что лететь становится все труднее, подрулил к окну спальни. Силы оставили его, когда он вцепился руками в подоконник и, тяжело дыша, перевалился в комнату. Сонное тепло кровати было так желанно, а усталость так велика, что он застонал от удовольствия и канул в сон.