Елизавета Манова - Дорога в Сообитание

Общее хотело, чтоб я привел их сюда.

Я улыбнулся Элуре и отошел от них. Я не хочу, чтобы в ней просочилась моя тревога.

Мы не прорвались через Границу - нас пропустили. Просто нас слегка попугали, чтобы я не успел усомниться и не вернулся назад.

Я незаметно ускорил шаг, они далеко позади, но это не страшно, я открыт, я чувствую все вокруг. Мир наполнен и пуст; ха зеленой чертой горизонта тугое движение, жаркое беспокойство - скоро Трехлуние, все готовятся к брачной поре. Но это там, далеко, а здесь тишина. Это значит: Сообитание уволит от нас живое, чтобы мы не сумели нарушить закон.

Общему нужно, чтобы я привел из сюда. Почему? думаю я. Если Общее хотело того же, что я, почему для меня закрылась Общая Память? Для чего был нужен обман в Границе?

Оно хочет совсем не того, что я. Оно знает, если бы я понимал, чего оно хочет, я бы не стал приводить их сюда.

Холодные, неприятные мысли - мертвые и тяжелые, будто камень в мозгу. Общее не может так со мной поступить. Между разумными невозможен обман. Сообитание может так поступить со мной. Оно начало Изменение, включая в себя людей, а когда идет Изменение, Сообитание подчиняет себе даже Общую Память.

Почему я это знаю? думаю я. Как я могу это знать? Неужели я все-таки связан с Общим?

День был долог и безмятежен. Мы шли по красивому, очень пустому краю, Ортан был молчалив, Фоил вдруг присмирел, и уже не носился вокруг, а степенно шагал рядом с нами.

Странно, но я совсем не верю в опасность. Мне хорошо и спокойно, словно все уже сбылось и нечего больше желать.

Это неправильно, думаю я лениво, что-то не так. Надо...

Мне ничего не надо. Только идти и молчать, пусть вечно будет покой, тишина и чувство, что все уже сбылось.

Норт и Илейна взялись за руки, молчат и идут, как во сне.

Сон, думаю я, надо стряхнуть, но я не могу, так хорошо во сне...

Ортан остановился и поднял руку. Он стоит, огромный и черный, рассекая желтый закат. День ушел. Но куда он ушел? Почему он кончился так внезапно?

- Здесь вода, - говорит Ортан. - Останемся тут. Погоди, - говорит он мне. - Будет ночь. Мне надо беречь силы.

Будет ночь, и небо уже догорело; посерело, обуглилось, разлетелось брызгами звезд. Выше, выше, совсем высоко, темнота и звезды, и остренький лучик света, одинокая блестка огня. Белая искра, сияющий шар, огромное, медленное, серебряно-голубое. Оно опускается, опустилось, впитало зелень травы и голубые отблески неба.

Корабль, подумала я удивленно. Значит, он был? Какой большой! Давным-давно... Я чувствую это давно, между днем корабля и ночью, в которой мы, словно бы пласт времени, тугой и прозрачный. Нет! Живая, упругая, добрая плоть; она обступает и обнимает меня теплым кругом мгновенных существований. Я есть, мы - есть, тогда - и теперь, давно - и сейчас, никогда - вечно.

Живущее время в одновременности бытия, и мне почему-то совсем не страшно, хоть рядом со мной те, что умерли так давно, что видели это своими глазами. И те, что живут сейчас - они тоже рядом со мной и смотрят со мной сквозь время глазами тех, кто умер.

- Общая Память, - сказал мне кто-то. - Осторожно, Элура, ты входишь в Общую Память. Я рядом, сказал он, не бойся. Я сумею тебя закрыть.

- Кто вы? - спросила я у тех, что вокруг, и они ответили.

- Общая Память. Мы - те, что живут и жили. Не бойся, Это было давно.

Этот было давно, и мир вокруг корабля менялся. Словно в сказке, исчезла зелень травы: черная раненная земля, а на ней - поверх боли душная корка. Серая каменная броня, серые домики - будто из-пол земли, серые тени странных чудовищ. Живые - но не живые, словно бы разумные - но не способные мыслить. Они изменяют мир и убивают; тысячи смертей безвозвратных и бесполезных, потому что они ничего не дают живым, потому что смерть уносит, не забирая, тех, кто должен оставить потомство, и тех, кто не должен.

И - люди. Наконец-то я вижу людей. Они далеко. Они за невидимым, которое убивает, они внутри непонятных серых. Мне странно: это они, божественные предки, которых я обязана почитать. Прекрасные и всемогущие, пришедшие звездным путем, от которых остались нам лишь предания и неяркие блики знаний. Серые пугливые тени, убивающие из страха. Страх окружает их стеною из смерти, мозг их глух - разум не может к нему пробиться, а если внешняя мысль вдруг коснется его - он цепенеет в тяжелом испуге.

Значит, и они боялись себя...

Они боятся, но Общее окружает, просачивается, проникает к ним, и я уже среди людей - в поселке и в корабле. Их лица, их запах, их голоса; я слышу слова, но они лишены смысла. Одежда, приборы, непонятные вещи. И все-таки я кое-что узнаю! Но все сменяется слишком быстро: люди, дома, начиненные смертью башни; рушится лес - ствол за столом, серые твари вгрызаются в трупы деревьев, море, огонь, непонятное, бурая кровь в зеленой воде.

И - уже не мелькает. Я внутри корабля. Странное место, которое мне почему-то знакомо. Чем-то знакомо, но я не пробую вспомнить чем, потому что слова вдруг обретают смысл. Мне трудно их понимать. Я никогда не слыхала, как звучит Древний язык, и мне нелегко совместить написанное со звучащим.

Двое, связанных уважением и неприязнью. Два знакомых лица, хоть я уверена, что одно я не видела никогда, никогда и не могла бы увидеть его и остаться дивой - но я его знаю. А второе - я встречала его много раз измененным в бесчисленной череде портретов, и живым - хотя и другим - я его тоже знаю. Капитан Савдар. Первый Капитан. Полубог.

Он был совсем не похож на бога. Высокий, крепкий, рыжеволосый, с суровым и упрямым лицом.

А второй - невысокий и черноглазый - он, пожалуй, красив; мягкий, сдержанный - и опасный, как бездымный вулкан, как лесной пожар, затаившийся в еле тлеющей искре.

- Дафен, - сказал капитан Савдар, - мне не нравится эта планета. Вам угодно считать ее безопасной, но - черт побери! - когда насмотришься этих планет, что-то такое появляется - чутье? Так вот, она мне не нравится!

- Это прелюдия к разговору о пункте три?

- Да! - сказал капитан. - И нечего улыбаться! Я возражал и возражаю. Координаты планеты немедленно должны быть переданы в Бюро регистрации. Не-мед-ленно!

- А я настаивал и настаиваю, - ответил Дафен спокойно. - Капитан, вы не вчера получили этот приказ. Вы ознакомились с ним перед полетом и вполне могли отказаться. Тогда согласились, значит, теперь уже не о чем говорить. Всего три пункта, - сказал Дафен. - Первые два выполнены - и тут у нас нет претензий. Вы доставили нас сюда. Вы обеспечили высадку и закрепление. Дело за главным, капитан. Теперь мы должны исчезнуть. Оказаться забытыми на несколько сотен лет.

Они сидят и смотрят друг другу в глаза; капитан в ярости, а его противник спокоен. Так спокоен, что вспоминаешь бездымный вулкан и тлеющую в буреломе безвредную искру.