Елизавета Манова - Дорога в Сообитание

- Ой! - сказал Илейна. - Как красиво!

- Привал гваров, - ответил Ортан. - Они не любят зимы. Когда становится холодно, они уходят. Иногда только ночуют, а иногда живут несколько дней.

- А что они делают, когда не кочуют?

- Погоди, Элура, - ответил он. - Ты поймешь.

Напились сладкой воды, обманули голод плодами - они были вкусные, но все равно не еда - и улеглись отдыхать на нежнейшей травке.

Я медленно опускалась в горячую дрему, все плыло покачивалось, кружилось - и вдруг толчок, холодная острая ясность, я села рывком, открыла глаза и увидела ильфа. Золотисто-зеленая тоненькая фигурка, словно луч, упавший сквозь толщу листвы.

И вовсе он был не человек! Золотистая гладенькая шерстка и огромные ночные глаза. Ни морщинки на тонком лице, но я поняла вдруг, как он стар.

- Тише! - сказал он, - другие меня не видят. Существо без имени, сказал он беззвучно, - не надо меня бояться.

У меня есть имя! сердито подумала я.

Это звук без смысла, как и тот, каким ты зовешь Наори.

Наори?

- Его имя для _т_э_м_и_ Онои, для Отвечающих - Наори. У него много имен, - сказал старик. - У него уже все имена, потому что он - взрослый.

Я смотрю на него и не знаю, что спросить. Слишком много вопросов, они сбились в клубок и мешают друг другу.

- Нет! - сказал он. - Мне некогда отвечать. Я уже не Живущий. Я пришел из Второго Предела, и Общее не помогает мне.

- И ты не боишься?

- Разумный должен делать то, что считает правильным сделать. Общее было неправо - нельзя решать за разумных. Я пришел, чтобы услышать тебя и чтобы дать тебе имя - истинное имя, которое позволит тебе возвращаться. Помолчи, - сказал он, - мне нужно войти.

Он долго молчал, полузакрыв глаза, а потом открыл их и улыбнулся. Но улыбка не тронула тонких губ, она просто повисла вокруг него легким облачком доброты и веселья.

- Бедные дети! - сказал он. - Общее вас боится, потому что не может понять, а вы - только дети. Неужели в том мире, откуда вы пришли, с вами не было взрослых?

Мы не дети! подумала я сердито. А если и дети, то лишь потому, что вы лишили нас мудрости наших предков!

- Но они не были мудрыми, - мягко ответил ильф, и в беззвучном голосе мне почудились печаль и участие. - Они убивали деревья и губили живущих. Они портили горы и делали землю мертвой. Они боялись и убивали.

- И вы загнали нас в горы? Заперли в клетку?

- Мы дали вам богатый обширный край, где было все, что надо для жизни. Мы дали вам время, - сказал старик. - Мы просто хотели узнать, что вы такое и чем вы станете, если вам не мешать.

А мы истребили друг друга...

- Потому, что мы оставили вас без присмотра. Детей нельзя оставлять без присмотра - они еще не разумны и могут себе навредить. Смотри в меня, - сказал он, меня охватило тепло, спокойные, ласковые, золотисто-зеленые волны качнули меня и поставили на песок, и стало так радостно, так легко... - Я дал тебе имя, - сказал мне беззвучный голос, - когда ты станешь взрослой, ты узнаешь его в себе, - и все уже плыло, покачиваясь и кружась, в прохладную зелень, в горячую дрему...

- Ортан! - вскрикнула я в запоздалом испуге. - Ортан, что это было?

- Я не знаю, - сказал он. - Откройся. Дай мне войти.

И совсем как ильф, он молчал, полузакрыв глаза, и лицо его было далеким и непонятным. И, как ильф, он улыбнулся, когда открыл глаза. Это была просто улыбка, улыбка губ, но мне все равно почудилось возле него легкое облачко доброты и веселья.

- Все хорошо, - сказал он. - Общая Память взяла то, что ей надо. Теперь, - сказал он, - нам бы только дойти до моря.

- Это твой друг? Один из тех?..

- Да.

- Он тебе помогает?

- Нет, - сказал Ортан. - Он просто сделал то, что считал правильным. Мне нельзя помогать, - сказал он. - Я выбрал сам и должен сам дойти до конца и принять то, что влечет за собой мой выбор.

- Ортан, значит, нас оставят в покое?

- Нас - да, - сказал он, и лицо его потемнело. - Это хорошо для нас, но плохо для всех людей. У нас не будет права на выбор. Сообитание определит все само, потому что мы неразумны. Поспи, - сказал он. - Мы будем идти без привалов до самой ночи. Завтра нам не удастся много пройти.

И я спросила, уже уплывая в дрему.

- Ортан, а что такое Первый запрет?

- Нельзя убивать взрослых самок, - ответил он неохотно.

Ортан сменил направление и уводит нас на восток. Мы уходим все дальше от прежнего курса; местность меняется, появились холмы и все больше рощ не сказочных рощ-привалов, а самых обычных - из раскидистых растов.

Мы идем и молчим; сегодня легче идти, нет истомы и этой странной тревоги. То, что я наговорила вчера... интересно, он сердится на меня или слова мои для него ничего не значат?

Ортан замер и поднял руку. Он стоит и вслушивается в себя, и лицо его неподвижно, как камень. Вечный серый гранит, неподвластный страстям...

- Норт! - сказал он. - Мы будем драться. Нам повезло: это только луры. Если мы не нарушим закон, может быть, удастся спастись.

- Какой еще закон? - спросил, усмехнувшись, Норт. Кажется, он рад, что удастся подраться.

- Никакого оружия. Только руки и зубы.

- Нич-чего себе! - сказал Норт.

А потом появились звери. Серые хищники, не очень большие, но их было много. Десятка два или три.

- Элура! Возьми Илейну и поднимитесь на холм. Вас не тронут.

Не думая ни о чем, я взяла за руку Илейну и отошла немного назад. Это безумие. Им не выстоять против стаи.

Ортан и Норт стояли плечом к плечу, и я вдруг подумала: а это красиво! Двое сильных мужчин против стаи зверей.

А потом я не думала ни о чем. Серая волна накатилась на них. Налетела, окружила, сомкнулась. Вой, рычание, хриплый визг. И опять, как тогда в горах: как будто что-то взорвалось. Мощное движение, за которым не успевает взгляд, и Ортан уже на ногах, и несколько серых тел распластано на траве. Он повернулся в Норту, ага, вот и Норт на ногах, но тут дело хуже: яркая кровь на куртке, кровь течет по лицу, он шатнулся, но устоял, и опять на них налетела волна, туча серой ярости, воющего безумия.

И снова взрыв, и опять волна откатилась, но что-то не так, зловещая каменная тишина, словно день вдруг потемнел и превратился в вечер.

И в руке у Норта окровавленный меч...

Ортан глядел на Норта и горько молчал, но Элура была уже рядом с ними, и в руках у нее был самострел, беспощадный и ловкий, готовый к бою.

- Говори с ними! - велела она. - Скажи: это убивает на расстоянии. Скажи: я убью всякого, кто сделает шаг...

Один из зверей все-таки сделал шаг, и тонкая стрелка вонзилась в лохматое горло, и стая ответила хриплым воем.

- Скажи: им придется убить меня, чтобы добраться до вас. Ах, вы не верите?

Снова свистнула стрелка, еще одно тело бьется на сочной траве, и она засмеялась недобрым радостным смехом.

- Пусть уходят! - сказала она, - а то и им придется нарушить закон!

И стая медленно отступила.