Михаил Корчмарев - Третье поколение

— Исчезнувшие. Думали, как лучше, а вышло еще хуже. Хотя, куда хуже-то…

— Так в бумагах пишут? — спросил я, чтобы сделать вид, будто ничего особенного не произошло.

— В бумагах — никак. Молчат. И ты молчи. Все равно не поймешь.

Мы помолчали. Наконец, абориген спросил:

— Тоже хочешь до Центра дойти?

— Надо, старик, — ответил я, удачно применяя туземное обращение. Подумал. Хлопнул аборигена по спине. — Дела, знаешь!

Он кивнул. Вытер слезу и спросил — как будто не спрашивая, а утверждая:

— А толку-то, если дойдешь?

Тут усматривалась не то что местная традиция — какой-то философский подтекст. А я этой философии, знаете, не перевариваю. Как только экзамен сдал и жив остался?.. Наскоро хлопнув туземца по спине, я спросил, какой дорогой тут летают до Центра.

— Вон той. Ну иди, сынок, коли решил…

Ходить — вообще неприятное занятие. А по местным дорогам — тем более. Во-первых, пыль. Комментарии тут излишни. Когда из цветных облаков, медленно скользивших над равниной, посыпался мокрый снег, она быстро превратилась в то, что на Земле — третьей планете Солнца — именуют «проклятой грязюкой». Тут ее называли менее красиво, но как — я не помню… Все это во-вторых. А в-третьих, каждое проходившее мимо транспортное средство обдавало меня с ног до головы то первым, то вторым. Самоочищающийся комбинезон в конце концов отказался самоочищаться. Аборигены посмеивались, глядя на меня сквозь окошки своих драндулетов. Я свернул на тропинку.

Тропинка шла почти параллельно дороге. Попадались посёлки — жилые дома вперемежку с хозяйственными строениями. Первые не слишком отличались от вторых. Только в первых жили туземцы, а во вторых — какие-то другие, жующие и хрюкающие существа. Компьютер, немного покопавшись в памяти, неуверенно обозвал их коровами и свиньями. Они плавали по брюхо в жидкой холодной грязи, провожая меня взглядами. Я спросил: что они будут делать, когда грязь застынет? Компьютер заявил, что на такие вопросы не отвечает. Видели мы и птиц в отдельной постройке. Белопёрые, худые, длинноногие, они чихали и кудахтали, сидя на жердочках. Компьютер заявил, что это страусы. Я тоже покопался в памяти, припомнил лекции из цикла предполётной подготовки (слушал их в состоянии дрёмы, потому хорошо запомнил) и с цифрами в руках возразил ему, что на таких широтах страусы не водятся. Мы долго препирались в диалоговом режиме. Сошлись на том, что они — действительно страусы, но измельчавшие в результате какой-то экологической катастрофы.

Попадались мастерские, где скучали не то полуразобранные, не то, наоборот, полусобранные образцы местной техники. Попадались хранилища. С виду они были похожи на ангары для кораблей дальнего поиска, изнутри — на свалки. Подробнее описать их я затрудняюсь: хотел подойти, но свалочный дух отбил всякую инициативу… Над всем этим неярко светило местное солнце, плыли облака и скандалили огромные стаи чёрных птиц.

Так я шёл от строения к строению и не заметил, как попал в город. Дымили заводы, исторгая клубы того самого цветного дыма, который я принял за облака. Выше этих облаков поднимались дома, сияя стеклами и пестрея многочисленными предметами одежды, развешанными для всеобщего обозрения. Тоже традиция. Гудели транспортные агрегаты, заполняя собой улицы. Они брызгали на пешеходов грязью, хотя я не могу с уверенностью сказать, откуда она тут бралась: все ямки, выбоины и прочие элементы дорожного микрорельефа были аккуратно выстланы слоем чего-то серого и твёрдого, напоминающего земной асфальт. Пешеходы неслись толпами навстречу друг другу по улицам, но друг на друга почти не смотрели. И почти не разговаривали друг с другом, только разве что если хотели подчеркнуть, что им не о чем разговаривать. Зато все косились на меня. Кто-то хмыкнул: «Ну точно, оттуда!»

Я понял, в чем дело. На местных жителях были теплые накидки, меховые головные уборы, меховые или, по крайности, теплые сапоги. Я в своем легком комбинезоне и со своими синими ушами возбуждал у них какой-то нездоровый интерес.

Компьютер долго вспоминал, какие деньги имеют хождение на этой планете. Наконец, мы отыскали заведение под соответствующей вывеской. Роскошествовать не буду. Какая-нибудь шубейка, простенькая шапчонка да эти… как их там? Короче, с ног на голову. А может, с головы до ног. Трудный он, местный язык! Иногда одни и те же слова имеют совершенно противоположные значения. Как аборигены ухитряются понимать друг друга?.. Короче, мы отворили тяжеленную дверь торгового заведения.

И я догадался: настало время удивляться в очередной раз. Шубеек тут не было.

И шапчонок не было.

И этих самых… которые с ног на ноги…

Не было ничего похожего на то, что носили аборигены.

Сверкали разноцветные пляжные сандалии с дырками для пальцев. На них и смотреть-то было страшно в такую холодную погоду. Висели, распяленные на палках, скучно-серые балахоны с грубо пристроченными рукавами и оранжевыми пуговицами. Сложив на темечках уши-клапана, стерегли доверчивого покупателя волосатые картузы. Их вид заставил меня сделать шаг назад. Переведя дух и осмотревшись, я шарахнулся назад к картузам: две фигуры с мертвенно-бледными щеками тянулись ко мне, их обломанные пальцы готовы были меня сцапать, а лица не предвещали ничего хорошего. Ну вот, и здесь тоже начинается живоедство… Компьютер успокоил: ничего страшного, фигуры сами неживые. Живая фигура вкушала мирный сон, покачиваясь в кресле под плакатом «Перспективная модель». Ну, такую не тронь — и она не тронет.

Скрипнула малозаметная дверца. Под сенью балахонов и картузов появился элегантный туземец в замечательной простенькой шубке. Он имел при себе также папочку с надписью «Представитель изготовителя». Компьютер хотел её расшифровать, но, сделав первичный анализ, безапелляционным тоном запросил для окончательного анализа уйму машинного времени и уйму бит дополнительной информации. Я выключил его, чтобы не перенапрягался.

Сонная фигура в кресле не привлекла внимания элегантного туземца. Но, увидев меня, он проворковал:

— Так, так… есть вопросы? Замечания?.. Предложения?.. Рад осветить.

Говорил он как-то нервозно, всё время дёргался. Да и лицо под квалифицированной улыбкой источало какие-то странные эмоции. Я не понял, чем он собирается меня освещать. Но компьютер, самовольно включившись, посоветовал на всякий случай говорить правду. И я сказал (что отнекиваться, когда тебе сами предлагают спрашивать!):

— Есть вопросы. Как вы полагаете: неужели это кому-нибудь… неужели это кто-нибудь…

Я стукнул по компьютеру, ожидая подсказки. Он безмолвствовал. А собственный мой запас слов катастрофически стремился к нулю. В нём не было понятий, которые годились в данной ситуации. Я сосчитал до пяти, набрал побольше воздуха — и выпалил: