Вадим Громов - Пешки Сдвига

- Подвинься... - Книгочея унесло в сторону мягко и стремительно, но без потери равновесия. Мимо просочился Шатун, примчавшийся на звуки пальбы, с самой сверхзвуковой скоростью, на какую только был способен. Тесаки описали в воздухе непрерывную сложную кривую, и Андреич принялся распадаться на части.

"Если за каждый литр пролитой внутривенной жидкости, неважно - человеческой, или сявок Сдвига, на том свете будет полагаться хотя бы по щелбану, то мы все рискуем в первый же день заработать себе тотальное сотрясение мозга..." - С началом стрельбы Книжника, упавшая на пол кабинета Лихо, поднялась, вытирая "потрошителя" об обивку кресла, и убирая его в ножны.

- Прости, Андреич... - Шатун, до которого вдруг дошло, из кого он только что настрогал шашлыка, как-то покаянно взирал на елозящие у него под ногами анатомические пособия. - Так вышло...

Лихо добралась до раскрытого сейфа, заглянула внутрь. Деактиватор Сдвига, плоский, абсолютно невзрачный кругляш, без надписей, без ничего. Размерами с коробочку из-под монпансье, разноцветных леденцов, увиденных на одной из иллюстраций ТОГО времени, во множестве собранных Книжником. Увесистый, немного закруглённый к краям. Точно, то самое.

- А чего он маленький такой? - Шатун заглянул ей через плечо, сопя как-то по-особенному уныло. Всё происходящее, как-то не добавляло ему поводов для жизнерадостности: даже, несмотря на его непрошибаемую невозмутимость в практически любых ситуациях.

- А ты хотел, чтобы он был размером, с чувство юмора Германа? - Огрызнулась Лихо. - Тогда бы мы его в жизнь отсюда не увезли. Не на чем было бы...

- Да я просто так, от растерянности...

- Понятно, что ты не вынашивал эту шутку, в течение последней пятилетки: шлифуя, и оттачивая до полной филигранности... Уходим! - Деактиватор, как родной, улёгся во внутренний карман куртки, Лихо подобрала "Вал", тряхнула за шиворот потихоньку клацающего челюстями книгочея, приводя в того в чувство.

- А? - Жалобно пискнул Книжник, отрываясь от созерцания выгибающихся, и наяривающих свою поганую кадриль, конечностей.

- Так вышло. - Веско обронила Лихо, и подтолкнула его в спину, заставляя разорвать ещё одну нить, связывающую его, да и её тоже - с прошлым. Книжник понуро брёл по коридору, пытаясь оглянуться: даже кажется, надеясь проснуться, вынырнуть из бредового сна, вернувшись туда, где все живы и здоровы. Лихо подталкивал его снова и снова, пока они не вернулись в оружейку.

Герман не сказал ни слова: вне всякого сомнения, что-то прочитав на лицах возвратившихся. Или врубившись с помощью до предела развитого чутья, позволяющего делать верные выводы в резко сжатые сроки. Мало уметь дать укорот "камнерезу", надо ещё приспособиться читать мысли у братьев по разуму, даже если телепатические задатки отсутствуют напрочь. Плохой психолог, как показывают непрекращающиеся тесты на выживание - редко смеётся в финале.

- Грузимся, и уходим. - Лихо вооружилась ещё одной модификацией нетленного "Калаша", с бесконечно лирическим "погонялом" "Фаворит". Дело было, конечно же, не в романтическом названии творения отечественных оружейников, имеющему полезное дополнение в виде подствольного гранатомёта. А в более чем достаточном количестве боеприпасов к нему.

"Фаворита" дополнили два "Феникса", близкие родственники итальянской "Беретты", обладающие веским достоинством, в виде вместительного магазина. Не "два ведра патрон", конечно же, но двадцать пять тупоносых свинцовых "ос", пока что мирно сидящих в своих латунных "ульях" - хороший повод для того, чтобы прихватить их в неблизкий вояж.

Даже Книжнику оставили его "Гюрзу", дополнительно присовокупив максимальное количество обойм, которое только поместилось в карманах его одежды. Игрушки с "клопобоями", заряженными холостыми патронами, закончились, круто и бесповоротно. В крайнем случае - будет, чем застрелиться, не попав в качестве десерта к той же "свистопляске".

Шатун основательно загружался коробками, цинками - ходячий склад, которому выпало доставить всё это в гараж, где их будет ждать верный боевой четырёхколёсный конь Глыбы. На котором Лихо рассчитывала покинуть Суровцы в самый ближайший отрезок времени. Что будет, если этой ночью машина пришла в полную негодность, взлетев на воздух от шальной пули, клюнувшей в бензобак, или ещё по какой либо причине - Лихо старалась не думать.

- "Плескалку" возьмите. - Книжник забрал стоящую на отдельной подставке круглую капсулу из плексигласа, в которую была помещена та самая желеобразная субстанция, способная улавливать скорое приближение Всплеска.

"Всё будет хорошо..." - невеликое воинство сгрудилось в холле второго этажа, словно оттягивая тот самый момент, когда придётся сорваться в неизвестность. К чёрту на рога, чтобы выломать их с хрустом, с корнем, и засунуть лукавому под хвост. Для верности жахнув прикладом, чтобы поглубже вошли, и усвоились.

- Присядем на дорожку? - Знаток был в своём репертуаре. Алмаз оглядел заваленный останками "стиляг" холл, и усмехнулся.

- Ты сразу падай с разбегу. - Посоветовала Лихо. - Чего мелочиться - присаживаться... Пошли, бездомные. Светлое будущее делать, не на барельеф же надеяться.

Оценив из окошка сверху степень возможной опасности, и сочтя её уровень весьма ниже среднего, вывалились из ДК, со всевозможной прытью пошкандыбав в сторону гаража. До коего было рукой подать. Шатун, побагровев от натуги, тащил сразу три рюкзака, плотно набитых смертью.

- Достаточно одной маленькой пульки... - Сказал Герман, оглядывая бугрящийся от ребристых боков "Ф-3", брезентовый бок самого большого рюкзака. - И запорхаем мы, перемешавшейся горсткой атомов, куда ветер потащит. Где я, где Лихо - хрен разберёт...

- Накаркаешь - убью. - С мрачной иронией предупредила блондинка. - Найду атом морды, и атомом пятки та-ак надругаюсь... Понял?

- Да понял, понял... Только, судя по всему, нема в Суровцах больше личностей, способных сопротивляться с оружием в руках. Остались ты, да я, да ещё три везунчика. Прочих Всплеском отутюжило, да "пешеходы" на зуб взяли. Я так до сих пор и не понял, как у Митрича соскользнуло? Он же должен был дней за пять знать, не помню я, чтобы он не знал...

Лихо ничего он ответила, отвернувшись в сторону, держа "Фаворита" наизготовку. Дерьмовое времечко подвалило, неизвестно, что откуда выпрыгнет, выскочит, какую рожу скорчит...

Они двигались, прикрывая оставшегося почти беспомощным Шатуна. Герман и Лихо - спереди, Алмаз и Книжник - сзади. Гараж был уже близко.

Алмаз окинул взглядом окрестности, сплюнул, вдруг почему-то ставшей очень горькой и вязкой, слюной. Было ясно, что уходить следует немедленно, оставляя всех (а они, бесспорно - были!!!), оставшихся в живых, на волю судьбы. Но искать кого-то ещё, носясь по Суровцам с "дыроделом" наперевес, глобально рискуя оказаться на обеденном столе "пешеходов" в качестве основного блюда, не то - чтобы не было никакой возможности. Скорее - никакой целесообразности. И с этим, с жутким скрипом приходилось уживаться, мириться. Хотя ему, воспитанному в рамках морального кодекса Глыбы, гласящего о постоянной необходимости спасать всех, до кого только можно дотянуться, и кто был этого достоин - было не по себе. И, как справедливо полагал Алмаз - остальным тоже. Но они остались единственным, у кого был реальный, хоть и зыбковатый шанс к восстановлению ТОГО, изначального равновесия мира. И попросту не имели права размениваться на постороннее, мешающее делу. Какие бы, до кровавых ссадин в душе ассоциации это не вызывало. Не имели!