Айзек Азимов - Второй Фонд

И все-таки она должна перехитрить их. Должна! Должна! Должна!

По причине или причинам, неизвестным людям Галактики в описываемую нами эпоху, Интергалактическое Стандартное Время определяет своей основной единицей измерения секунду как время, за которое свет перемещается на 299, 776 километров. 86, 400 секунд произвольно установлены как равные одному Интергалактическому Стандартному Дню, а 365 этих дней составляют один Интергалактический Стандартный Год.

Почему 299, 776?.. Или 86, 400?.. Или 365?…

Традиция, скажет историк, считая этот вопрос решенным. Потому что существует определенные и разнообразные таинственные числовые взаимоотношения, говорят мистики, оккультисты, нумерологи, метафизики. Потому что планета-прародина человечества имела определенные естественные периоды вращения и обращения, которые дали начало этим взаимоотношениям, говорят немногие.

Вряд ли кто-то знал точно.

Тем не менее, дата, когда корабль Фонда «Хобер Мэллоу» встретил калганийскую эскадру, ведомую «Бесстрашным», и после отказа разрешить поисковой группе подняться на борт, был разнесен в тлеющие обломки, была 185, 11692 Г. Э. То есть, это был 185-й день 11 692 года Галактической Эры со дня вступления на престол первого Императора традиционной Кэмблской династии. Это также был 185, 419 Р. С. — от рождения Селдона, или 185, 348 Г. Ф. — со дня создания Фонда. На Калгане это был 185, 56 П. Г. — со дня установления Мулом Первого Гражданства. Конечно, в каждом случае, для удобства, год был так приспособлен, чтобы передавать тот же самый день, невзирая на фактическую дату начала эры.

И вдобавок, для всех миллионов миров Галактики существовали миллионы местных систем летоисчисления, основанных на движениях их собственных священных планетарных светил.

Но какую дату ни выбери: 185, 11692-419-348-56 или еще какую-нибудь — это был тот день, который историки позже указывали, говоря о начале Стеттинской войны.

Однако для доктора Дарелла никакая из дат не имела значения. А просто — и совершенно точно — тридцать второй день с тех пор, как Аркадия покинула Терминус.

Чего стоило Дареллу сохранять бесстрастность все эти дни, не было известно никому.

Но Элветт Семик думал, что догадывается. Он был стар и любил говорить, что его нервные оболочки обызвестились там, где мыслительные процессы стали негибкими и неуклюжими. Он сам вызывал и почти приветствовал всеобщую недооценку его умирающих способностей, первым смеясь над этим. Но его глаза не стали видеть хуже оттого, что выцвели, а его ум не стал менее опытным и мудрым, утратив живость.

Он только скривил свои сжатые губы и спросил:

— Почему ты что-нибудь не предпримешь?

Звук был для Дарелла словно физический удар, от которого он содрогнулся. Он хрипло сказал:

— Где мы остановились?

Серьезными глазами Семик смотрел на него.

— Ты лучше сделай что-нибудь для девочки. — Во рту, вопросительно приоткрытом, виднелись редкие, желтые зубы.

Но Дарелл холодно ответил:

— Вопрос вот в чем: ты можешь добыть резонатор Саймс-Молффа в необходимом диапазоне?

— Хорошо, я сказал, могу, но ты не слышал…

— Прости, Элветт. Дело вот в чем. То, что мы сейчас делаем, может быть, намного важнее для каждого в Галактике, чем вопрос, в безопасности ли Аркадия. По крайней мере, для каждого, кроме Аркадии и меня, и я желаю идти с большинством. Насколько большим будет резонатор?

Семик, похоже, сомневался:

— Не знаю. Ты можешь найти это где-нибудь в каталогах.

— Какой он примерно по величине? Тонна? Фунт? С квартал в длину?

— А, я думал, ты имеешь в виду точно. Это небольшая штуковина. — Он показал верхнюю фалангу большого пальца. — Примерно такая.

— Хорошо, ты можешь сделать что-нибудь похожее? — Он быстро набросал что-то в блокноте, который держал на коленях, потом передал старому физику, который с сомнением всмотрелся в него, затем засмеялся:

— Ты знаешь, мозги превращаются в известь, когда становишься старым, как я. Что ты пытаешься сделать?

Дарелл колебался. В этот момент он отчаянно хотел физических знаний, заключенных в голове собеседника, для того чтобы не нужно было оформлять свои мысли в слова. Но желание было бесполезным, и он объяснил.

Семик качал головой:

— Тебе нужен гиперретранслятор. Единственная вещь, которая будет работать достаточно быстро. Громадное их количество.

— Но это может быть построено?

— Ну, безусловно.

— Ты можешь достать все части? Я имею в виду, не вызывая объяснений? По ходу твоей основной работы.

Семик приподнял верхнюю губу.

— Не смогу ли достать пятьдесят гиперретрансляторов? Я бы не использовал такое количество за всю свою жизнь.

— Мы сейчас работаем на оборонный проект. Ты бы не мог придумать что-нибудь безобидное, где бы их можно было использовать? У нас есть деньги.

— Хм-м-м. Может, я смогу что-нибудь придумать.

— Насколько маленьким ты можешь сделать все приспособление?

— В гиперретрансляторах могут быть микросхемы… лампы… О, Космос, да у тебя тут несколько сотен схем.

— Я знаю. Какой величины?

Семик показал руками.

— Слишком большой, — сказал Дарелл. — Я должен повесить его на свой ремень.

Медленно он скручивал свой чертеж в плотный шарик. Когда он превратился в твердую, желтую виноградину, он бросил ее в пепельницу, и она испарилась с крошечной вспышкой молекулярного распада.

Он спросил:

— Кто там у дверей?

Семик наклонился над столом и посмотрел на маленький молочный экран замкового устройства, и сказал:

— Этот молодчик, Антор. И кто-то с ним.

Дарелл отодвинул стул.

— Ни слова об этом, Семик, даже остальным нашим. Если они узнают, это может стоить им жизни. Для риска хватит и наших двух.

Пеллеас Антор ворвался, как пульсирующий вихрь, в офис Семика, где возраст хозяина чувствовался во всем. В неторопливой атмосфере спокойной комнаты свободные легкие рукава туники Антора, казалось, все еще трепещут от ветра.

Он произнес:

— Доктор Дарелл, доктор Семик — Орам Дириж.

Тот был высок ростом. Длинный прямой нос придавал его худому лицу некоторую мрачность. Доктор Дарелл протянул руку.

Антор слегка улыбнулся.

— Дириж — лейтенант полиции, — добавил он. И затем, многозначительно: — Калгана.

Дарелл повернулся и пристально посмотрел на молодого человека.

— Лейтенант полиции Калгана, — повторил он отчетливо. — И ты привел его сюда. Зачем?

— Потому что он был последним человеком на Калгане, который видел вашу дочь. Не волнуйтесь.

Торжествующий вид Антора неожиданно стал озабоченным, и он оказался между обоими, яростно борясь с Дареллом. Медленно и далеко не мягко, он силой усадил старшего назад в кресло.